Однажды, работая в архиве Никитского ботанического сада по изучению истории садов и парков Крыма, автору этой статьи попались любопытные документы, касающиеся сведений о садовниках. Эти материалы собраны в двух папках: одна датируется 1888-м годом, и в ней собраны данные о выпускниках Уманского училища садоводства, проходивших практику в Никитском саду. В другой папке, датируемой 1906-м годом, содержатся сведения о выпускниках Никитского училища садоводства и виноделия с 1863 по 1896 год, «занимающихся службой по специальности и практикой».
В обоих случаях администрацию Никитского сада интересовали, в первую очередь, судьбы бывших воспитанников и степень востребованности садоводов и виноделов на территории Российской империи. В письмах, отправленных выпускникам в разные концы страны, в частности, говорилось:
«Собирая сведения о деятельности бывших Уманских практикантов и воспитанников Никитского Училища, прошу Вас не отказать сообщить мне возможно подробные сведения о своей деятельности, а также о судьбе своих бывших товарищей и других практикантов и воспитанников, о которых Вам что-либо известно. Относительно каждого желательно было бы знать: куда он поступил и чем занимался по окончании курса, где находится в настоящее время, какую должность занимает, и если он служит по специальности, то какой величины имение или сад, или виноградник, которым он заведует. Какие обязанности он там исполняет, сколько получает жалованья, имеет ли квартиру, стол и пр. Если о многих не имеется столь подробных сведений, то потрудитесь сообщить хотя бы то, что Вам известно» [1].
Признаемся, мы просто утонули в этих рассказах. Некоторые из них – целые повести о превратностях жизни русского садовода. Есть и менее подробные отчеты, и даже вполне благополучные. Помимо сбора полезных данных об устройстве того или иного садовника или винодела в конкретном имении и его достижениях в своей профессии, мы окунулись в мир неведомый и темный для большинства историков и краеведов. Сколько в этих письмах и заполненных анкетах радости, боли, пота и страданий! Эти чудесные находки натолкнули нас на идею нарисовать собирательный образ русского садовника второй половины XIX – первой половины XX века. Мы обратились к другим источникам – садовым газетам и журналам той поры, современным исследованиям знатоков отечественной истории садоводства и паркостроения, русской классической литературе, - и нашли много такого, что предполагаемая первоначально статья уже грозила превратиться в садовую эпопею.
Среди прочих материалов выделялась своим резким тоном статья крымского садовника Э.Клаусена, опубликованная в 1882 г. и озаглавленная вполне безобидно - «Садовники и училища садоводства в России» [2]. Начиналась она такими словами:
«Слово «садовник» равняется у нас в России до сих пор приблизительно словам «лакей, кучер, повар» и т. п.; исключение делают разве небольшое количество садовников, преимущественно иностранцев, которые пользуются немного лучшим общественным положением».
При этом, продолжал автор, «садовников и садовых рабочих положительно слишком мало в России, и скоро окончательно негде будет взять их. Уже теперь плодовые сады чувствуют этот недостаток в опытных рабочих, и с каждым годом это делается более и более чувствительным» [3].
Что же происходило с русским садоводством до 1917 года, и, наконец, кто он, русский садовник? Чтобы разобраться в этом вопросе, нужно отправиться вглубь нашей истории, что мы и сделали.
Письменных источников о древнерусских садах, а тем более об их создателях, на сегодняшний день практически нет. Как справедливо указывает М.Нащокина, «сады Древней Руси по большей части – царство мифа» [4]. Можно согласиться с утверждением, что к самым первым предшественникам современных садов и парков можно отнести плодовые сады при древних поселениях и окружающие их лесные угодья [5]. С распространением христианства стали появляться монастырские сады, которые, благодаря наличию декоративных посадок, несли уже не только утилитарную, но и эстетическую функцию. Понятно, что главными садоводами в таких садах были монахи, причем нередко заимствовавшие идеи устройства подобных садов из Византии и Греции, куда они отправлялись в паломничество. Монахи были, пожалуй, самыми опытными и грамотными садовниками того времени, а ведение монастырских летописей позволяло закреплять и передавать этот опыт от поколения к поколению.
Наряду с монастырскими садами получили развитие «княжии» сады. Для их устройства приглашались монастырские садовники, а взятые в ученики подмастерья из дворовой челяди, научившись со временем приемам посадки и ухода за растениями, оставались служить в княжих и боярских садах. Назвать их специалистами можно было лишь применительно к данному конкретному саду в данной местности, – не умея в большинстве своем читать и писать, не имея права покидать пределы вотчин своего господина, эти садоводы пользовались дедовскими садовыми приемами, демонстрируя перед путешествующими иностранцами замечательные арбузы, дыни, виноград, фрукты и овощи. Все это было выращено не где-нибудь на юге, а в Московии.
Вероятно, именно эти достижения подвигали путешествующих иноземцев и дипломатов в восторженных тонах описывать прелести русских садов. Итальянец Павел Иовий записал в 1535 году слова московского посланника о застройке города: «При каждом почти доме есть свой сад, служащий для удовольствия хозяев и вместе с тем доставляющий им нужное количество овощей» [6].
Первые развернутые сведения о русских садах и их садовниках относятся к эпохе царя Алексея Михайловича. Историк Иван Забелин, живший в XIX веке и посвятивший всю жизнь изучению истории Москвы, разыскал в свое время множество документов, проливающих свет на создание государевых садов. Приведем несколько выдержек из его статьи «Московские сады в XVII столетии» [7]. Места в тексте, где есть упоминания о садовниках, выделены нами жирным шрифтом.
«Ни один из древних наших царей, в домашнем своем быту, не занимался с такою страстью сельским хозяйством, как царь Алексей Михайлович. <…> Задумав устроить хозяйственный хутор в обширных размерах, царь избрал село Измайлово, с приселками и пустошами, старинную вотчину родственника своего, боярина Никиты Ивановича Романова, по смерти которого она поступила, вероятно, в дворцовое ведомство. <…> К устройству садов Государь приступил в 1666 году по новому, более обширному плану, в который, между прочим, входило разведение астраханского винограда, шелковицы, хлопчатой бумаги, травы марины (марены) и др.
Еще осенью 1665 г. Окт. 21. отправлен был в Симбирск за тутовым деревьем сокольник Дмитрий Раков, которому выдано на расходы 50 р. и в виде награды 5 р. Каков был результат этой посылки, найдено ли в Симбирских местах тутовое деревье или сокольник ездил только для справки – неизвестно. Зимою 28 Генваря 1666 г. в Симбирск снова был послан за черенками тутового деревья сокольник Елисей Батогов, а Дмитрий Раков отправлен в Киев за плодовыми деревьями. Весною последний привез оттуда «деревья с кореньем венгерских дуль и слив, и ореховых, и виноградные кусты». В то же время отправлен в Астрахань тамошний садовник Ларион Льгов с поручением вывезти оттуда «травы марины, семени шелковых червей и хлопчатой бумаги по скольку пуд доведется, по две тысячи черенков виноградных». Ему дано вместо жалованья 40 р., да 20 р. на путевые издержки.
В начале Апреля все это было доставлено в Москву, и кроме того Льгов привез с собою разных садовых мастеров, приглашенных, вероятно, по царскому указу: шелкового дела заводчика Жебреима Бархадарова с учеником Петрушкою Потаповым; тутового дела черенкового заводчика, который знал только красильное искусство, Григория Давыдова; виноградных садовников Василия Ларионова, Федора Герасимова, Федора Иванова. За приезд им выдано в награду по 5 р. каждому. Летом был выписан еще виноградный садовник из Киева, Межигорского монастыря старец Филарет, который и был главным руководителем в уходе за черенками.
В то время, когда совершались эти посылки и поездки, для постоянных занятий по устройству Измайловских садов выбрано было 15 человек опытных садовников из москвичей, именно из стрельцов, которые, как известно, жили в Москве особыми слободами и между разными другими промыслами занимались также и садоводством. Они должны были строить всякие деревья, то есть садить и ухаживать за ними. Но прежде, еще раннею весною 1666 года, их отправили по разным городам, славившимися своими садами, для выбора в новый царский сад лучших деревьев яблоновых, грушевых и дульных.
Поручение было исполнено в точности, и в свое время привезено и посажено множество отличных деревьев. Подмосковные сады дворцовых крестьян и частных лиц также по мере надобности доставляли в Измайлово лучшие свои деревья и кусты, обыкновенно посредством покупки».
Почти все садовники, нанимаемые для устройства Измайловского сада, были русскими крестьянами. Лишь монах Филарет, как специалист по выращиванию винограда, не относился к этой категории. Кстати, в 1670 году старец Филарет был отправлен «на родину», а взамен него прибыли «из Лубенского Мгарского монастыря старцы Геннадий и Анофрий». Их вскоре заменил Григорий Карпов, прибывший из Камарицких волостей.
«На другой год по разведении сада, в 1667 г., выписаны были и иноземные садовники Индрик Кашнир и Григорий Хут или Год с толмачом Дириком Детерсом. Им давали кормовых денег по 12 р. в месяц, а толмачу 4 р. 50 к. В 1668 г. Индрика Кашнира заменил Фалентин Давиц на том же содержании.
Григорий Хут, огородный стройщик, развел по приезде обширный огород на пустоши Просяном и строил там всякие травы и овощи в грядах и творилах. За копанье гряд работникам выдавали по 2 алтына и 2 денги от гряды.
Фалентин Давиц занимался виноградным садом, где строил также всякие немецкие травы и цветы. Разведение винограда поддерживалось и распространялось выпискою из Астрахани новых черенков. В 1668 году туда снова были посланы для виноградного деревья садовники Василий Ларионов и Федор Иванов» [8].
Усадьба в селе Измайлове в 1667 году превратилась в остров, для чего вокруг нее был выкопан ров шириной 20 саженей и глубиной в 2 сажени.
Имелись царские сады в ряде других мест в Москве и за городом (в Коломенском, Воробьеве, Покровском-Рубцеве и др.). Кремлевские Набережные сады, Верхний и Нижний, при царе Алексее Михайловиче также были приведены в цветущее состояние. Ими с апреля 1681 года заведовал взятый из Тамбова садовник Степан Мушаков.
По описи 1701 года в Москве было 52 дворцовых сада и Набережные Садовники. В них было деревьев: яблонь 46 694, груш— 1 565, «дуль» — 42, вишен — 9 136, слив — 582, орехов грецких — 7, чернослива — 7, кедра — 8, черешен — 2. Кроме того, имелись молодые фруктовые деревья и кусты, например вишен — 24 282 куста и к тому же 7 десятин, 1 048 саженей и 107 гряд малины, 17 кустов винограду, «325 гряд да 4 гряды длиною 113 сажен, да на 493 саженях, да 1 471 куст смородины красной», огромные количества смородины белой, черной, крыжовника, барбариса и т. д. [9].
Несмотря на подавляющее большинство русских садовников, иноземным садовым мастерам было особое царское расположение. Так, если жалованье русским садовникам в Измайлово было положено около 9-10 рублей в год, то главный садовник Фалентин Давиц получал 100 рублей в год, а тутовые заводчики иноземцы Касим Аджаев и Мамтегей Заманов - по 45 рублей. Исключение составлял только тутовый заводчик Ларион Льгов, получавший годового жалованья 50 рублей [10].
Надо сказать, что жалованье 9-10 рублей в год считалось хорошим. Например, в Воскресенском дворцовом саду на Пресне работало 13 садовников, но «денежным и хлебным окладом не верстаны, а садят в том саду капусту, огурцы и иной летний овощ про себя и на продажу» [11]. На таких же условиях трудились садовники Васильевского сада у Яузских ворот, а садовникам в Нижнем «Красном» и Аптекарском садах к жалованью выдавали по 9 и 7 четвертей ржи и овса. Всего же в царских садах в 1701 году работало 67 садовников.
Примеру царя следовали бояре, устраивающие обширные сады в своих вотчинах, но многие из них, по словам путешественника Ле Брюна (1702 г.), «запущены, заглохли, ведутся без искусства и без всяких украшений» [12].
Одновременно с этим в Москве существовали сады на западный манер, то есть преимущественно цветочные. Например, в Немецкой слободе на Яузе иностранные колонисты устраивали свои сады по иным правилам, «с фонтанами и водопадами», выписывали семена из Европы. В ботаническом разнообразии они намного превосходили традиционные плодовые сады москвичей, подавая пример для подражания. Несмотря на то, что «эстетические потребности народа еще спали мертвым сном» [13], уже к концу XVII столетия явно обозначились стремления и попытки придать старинному садоводству новое направление. Примером тому мог служить сад князя Данилы Григорьевича Черкасского, который приказал разбить сад в голландском вкусе близ своей деревни Ситцевое, в 13 верстах от Москвы, для чего выписал садовника из Голландии.
Последний факт чрезвычайно важен для нашей темы. Служба голландских, а затем и других иноземных садовников в русских садах вскоре стала нормой. Садоводство в целом постепенно теряет традиционное хозяйственное назначение и приобретает «увеселительный» характер. Основание этому положил Пётр I. Для ухода за иностранными растениями, а в подавляющем большинстве именно они становятся главными «персонажами» столичных садов, требовались опытные специалисты. Русские же садовники не имели опыта работы с оранжерейными пальмами, драценами, юкками, а также тюльпанами, гиацинтами и другими луковичными первоцветами. К тому же при создании новых парковых ансамблей требовались не только специальные садовые и ботанические знания, но и умение мыслить «пейзажно», то есть быть архитектором.
Строительство новой северной столицы и переворот в садово-парковом искусстве при Петре I вызвал необходимость привлечения массы зарубежных архитекторов, садоводов, ботаников. Естественно, то же самое происходило и в усадьбах приближенных к императору сановников. Русские садовники отошли на второй план, оказавшись в подмастерьях у иностранцев. Некоторым посчастливилось обучаться за границей, но таковых были единицы. Известно, что пятилетнее обучение садовому делу в Голландии проходили садовые ученики Михаил Кондаков и Никита Жеребцов [14], которые по возвращении в Россию сдавали экзамены на проверку знаний голландским садовым мастерам.
В царствование Петра Великого были заложены парки в Петербурге, получившие мировое признание как непревзойденные образцы садово-паркового искусства. К ним относятся: парки Петергофа, Стрельны, Ораниенбаума, Летний сад и прочие. В их создании принимали участие голландские садовники Ян Роозен, Леонард Гарнифельт, Яган Эйк, Корнелиус Шрейдер, Иоганн ван Штаден, английский Джеймс Медерс, шведский Христофор Грац, архитекторы немец Иоганн Браунштейн, француз Жан Батист Леблон, итальянцы Николо Микетти, Доменико Андреа Трезини, отец и сын Растрелли и многие-многие другие.
Что касается русских садовников, то они были в учениках и помощниках у иностранцев и после смерти Петра в 1825 году. Например, в Российском Государственном Историческом Архиве существует документ, озаглавленный «Аттестация садовым мастером Яганом Эйком всех подчиненных ему садовых работников» и датируемый 5 января 1732 года. Эта архивная находка историка Бориса Сергеевича Макарова настолько важна, что приведем ее текст полностью.
«В Кантору Садовых дел
Репорт
Прошлого 1731 году декабря 31 дня, по присланному ко мне из оной Канторы ордеру, велено мне репортовать о своей команде. По усмотрению моему, из учеников, ис садовников в практике, и из огородников, показанных, в работах прилежны ль труды имеют и почему кто достоин. А имянно. В Преображенском саду учеников не имеетца; садовников 2 человека: Андрей Иванов, Иван Матвеев и оные рисовании не умеют. Толко умеют, что посадить, привить, також и смотрение имеют в поровых ящиках дыни, огурцы и протчее и другие, по показанию, работы делают. Огородников 2 человека: Степан Семенов, Осип Немчинов. Оной Семенов в работе прилежен, что по показанию моему делает. А Немчинов пьянствует и в работе не прилежен. А ныне от пьянства захворал и на работу не ходит третью неделю и по ныне. Плотник Еким Лукьянов свою плотнишную работу доволно знает. Колоса и телешку делает и рамки на окончины. Писарь Алексей Колузаев, которо определен для записи. И оную записку отправляет и леперты всякие пишет. А которой прислан ко мне в прошлом 1731 году Гаврила Добринко, ибо я об оном знать не могу, как поживет год другой и я посмотрю. Також с Крестовского острова огородников 4 человека, которые определены во оной Васильевской сад: Афонасей Баженов, Иван Емельянов, Степан Шмехтин, Петр Титов. Которые прививать знают и капусту садят и гряды делают. Аранинбомского саду садовник Степан Козмин рисованию малое число знает, також ранние овощи посадить, дыни, огурцы и протчее знает и смотрение имеет. Огородники: Василей Годунов, Семен Козмин, також и в Фаворите огородник Егор Петров. И оные огородники прививать знают, шпалеры окашивать знают и протчих российских деревьев садить, и стричь знают, и гряды зделать. И оным, выше писанным садовым служителям, кроме Осипа Немчинова, 13 человеком, денежнаго жалованья, по аттестату, прибавки достойно как надлежит.
О сем репортует садовых дел мастер Яган Эйк. Генваря дня 1732 году» [15].
В реестре «садовых Ея императорского величества служителей» (императрицы Анны Иоановны) от 9 августа 1731 года значились: в Летнем саду садовый мастер Корнелиус Шрейдер и при нем 6 русских учеников, а также 18 русских «огородников» и «огородных иноземцев» 20 человек; в Итальянском саду – подмастерье Семен Лукьянов и при нем 9 русских огородников; в Петергофе – садовый мастер Леонард ван Гарнифельт, «садовый командор» Петр Макаров, учеников из «церковничьих и садовничьих детей» 18, садовников из солдат 23; в Стрельне – подмастерье Антон Борисов, при нем учеников «из церковников и садовничьих детей» 4, из мастеровых людей 11…» [16].
Этот список еще раз доказывает наше утверждение, что русские садовники были на вторых ролях у европейских мастеров. Подобная ситуация была даже в провинции, где по указу Петра I были заложены древесные питомники и так назваемые «садовые конторы». Таких учреждений по всей России было немало – в Чугуеве, Киеве, Воронеже, Дербенте, на Дону. В Астрахани, по свидетельству путешественника Самуила Георга Гмелина, садовым заведением 37 лет непрерывно руководил некий француз по имени Поссуета, а сама «садовая контора не только о всех нуждах, до садов касающихся, но также и о трехстах людей, под ее ведомством состоящих, имеет попечение, кои по большей части суть ее собственные и к умножению ее доходов, а также в разных делах и сажании винограда упражняются. А как, например, она старается о заготовлении для двора всяких плодов, то посылает иногда судно в Персию, обжигает кирпичи, продает дрова, имеет водочный завод и прочее» [17]..
Шли года, десятилетия, сменялись правители Российской империи, но русские садовники по-прежнему оставались в тени. При Екатерине Великой, увлеченной английским пейзажным стилем, ведущее место заняли приглашенные садовники из Англии. Поскольку пейзажный парк требовал от его смотрителя сочетания качеств не только хорошего садовода, но и пейзажиста, и декоратора, то хозяева царских и дворянских резиденций подбирали людей, обладающих соответствующими способностями. В Рундальском парке (усадьба графа Зубова) главным садовым мастером служил с семьей Иоганн Бальтазар Кристиан Эвальд [18], личным садовником князя Г.А.Потемкина был Уильям Гульд, за Висячим садом в Екатерининском парке смотрел садовый мастер Гофмейстер.
В Москве также было множество усадебных парков, в которых служили иноземные мастера: в Кусково – Андрей Фохт, в Царицыно – Френсис Рид и т.д. Перечислять всех наиболее выдающихся мастеров садоводства не входит в наши задачи. В исторических хрониках, правда, мелькали и такие имена, как придворный садовый мастер Петр Николавевич Петров, служивший в Царском Селе, Федор Тяжелов – садовник в имении князя Д.М.Голицына «Архангельское». Но о них совершенно нет информации. Что уж говорить о других русских подмастерьях, которые были крепостными?
Первая треть XIX века ознаменовалась в истории русского садоводства созданием нескольких ботанических садов. Первое такое учреждение было основано еще при Петре I в 1706 году – Ботанический (аптекарский) сад в Москве. За ним последовали Аптекарский сад в Санкт-Петербурге в 1714 году, впоследствии ставший Императорским Ботаническим садом, ботанический сад промышленника П. Демидова (1756), Горенский Ботанический сад в имении А.К.Разумовского под руководством Ф.Б.Фишера (конец XVIII в.), ботанический сад при Дерптском университете, заложенный флористом К.Ф. Ледебуром (1806), ботанический сад в Кременце под руководством В.Бессера (1807), ботанический сад при Харьковском университете под началом В.Н.Каразина (1809), Никитский ботанический сад, первым директором которого был Х.Х.Стевен (1812), ботсад Варшавского университета (1818). Несколько позднее появился ботанический сад при Киевском университете, первым директором этого сада был ботаник Р.Е. Траутфеттер (1839).
Как видим, руководство этими садами было возложено на иностранных специалистов. При этом руководители, подбирая грамотных садовников, вновь обращали свое внимание исключительно на европейские садовые учреждения, надеясь именно из них заполучить специалистов. Насколько успешными были такие приобретения, настолько успешно и развивались русские ботанические сады.
Очень часто иноземные садоводы, проработав короткое время в том или ином саду или парке в России, искали новое место работы. В большинстве случаев их не устраивали бытовые условия или жалованье, но бывали и другие причины, например, «отсутствие цивилизации». Показателен в этом отношении пример с Никитским ботаническим садом в Крыму. Второй директор этого учреждения Николай Андреевич Гартвис бесконечно расширял и развивал подведомственное ему учреждение, как того требовал генерал-губернатор Новороссии граф М.С.Воронцов. Естественно, требовались специалисты, которых приходилось разыскивать по всей Европе путем переписки с садовыми учреждениями и питомниками. За период работы Н.А.Гартвиса (до 1860 г.) в Никитском саду сменилось более десятка главных садовников [19]. Оценку их работы прекрасно охрактеризовал сам Гартвис в письмах графу М.С.Воронцову. Изложим кратко эту историю, используя выдержки из этой переписки.
Приехав в Никиту в 1824 году, Гартвис обнаружил, что грамотного садовника в Саду нет, поэтому Николаю Андреевичу пришлось возложить на себя эти функции. Лишь в январе 1830 года из Риги прибыл по протекции Карла Вагнера профессиональный садовник Марко; все первые пять лет директор был вынужден довольствоваться помощью смышленого подростка по имени Вольдемар Гаген.
«Наш нынешний садовник в Никите, Гаген, хочет оставить должность в сентябре, чтобы устроиться в Ялте на земле господина Мордвинова, где ему предлагают 2000 рублей жалованья за посадку виноградника, оливок, декоративного и фруктового садов. В настоящее время, когда я больше чем когда-либо нуждаюсь в опытном и надежном садовнике (поскольку мне нужно теперь заботиться о двух учреждениях), очень важно для меня, также как и для Никитского сада, иметь человека надежного и опытного, а найти такового менее чем за 2000 рублей невозможно. Я видел двух превосходных садовников, которые охотно приехали бы, но за не меньшую сумму.
...Таким образом, я прошу Господина Графа соизволить выделить 2000 рублей для садовника в Никите (каковые получал позапрошлый садовник во время господина Стевена). Я предполагаю, что в нынешних обстоятельствах это будет зависеть только от Вашего Сиятельства, и если Вы соизволите разрешить мне поставить эту статью в смету, я мог бы тотчас договориться с новым садовником. Для меня было бы истинным благом иметь помощь сведущего человека, который сам имел бы опыт, тогда как в Гагене я имел всего лишь молодого человека, который формировался только под моим руководством» [20].
В 1833 году взамен ушедшего садовника Марко (он устроился сначала в Мисхоре у Нарышкиной, а затем у графа Потоцкого в Ливадии) появился Деллингер. Вскоре и новый садовник его разочаровал:
«Каждый из этих садовников обладает самомнением и считает себя искусным мастером своего дела, особенно к его любимой части, если не сказать “своего конька” - этот же в основном занимается областью пейзажного садоводства. Сей предмет он, кажется, предпочитал во время учебы и ставит его превыше всего, почти не обращая внимания на цветочные оранжереи, а на всякие мелкие хлопоты по хозяйству смотрит с пренебрежением. Из этих соображений я даже думаю, что ему гораздо больше подходит Никита, где в большей степени надо поддерживать уже созданное, а также кропотливые, а иногда и довольно тяжелые заботы о питомниках, посевах, оранжереях и т.д. Воображение же и честолюбие расцветают и играют в полную силу при создании чего-нибудь нового» [21].
В июне 1833-го садовник Деллингер, проработавший всего год и понявший, что работа в Никитском саду подобна каторге, стал подыскивать себе новое место. В конце концов, Деллингер, после долгих «приисканий», оказался в Ливадии у графа Потоцкого. Это случилось в марте 1834 года. Так и не найдя нового человека, Николай Андреевич стал умолять виноградаря Магарачского училища Эрнста Гуля о принятии на себя части обязанностей главного садовника Сада. Поколебавшись, тот согласился. Довольствие ему определили в 1500 рублей в год (Деллингер получал 2000 рублей). Насколько важно было для директора Сада иметь садовника, видно из очередного письма Воронцову:
«Учреждение Никита, основной задачей которого является быть обширным питомником, особенно нуждается в садоводе-питомниководе, человеке трудолюбивом, оседлом, не слишком склонному к удовольствиям, и у которого тем более не будет злополучной претензии в стремлении заняться другими делами помимо своего сада. Размеры же сада очень значительны, и большое количество самых разнообразных культур безусловно требует человека, полностью занимающегося уходом за ними, да еще к тому же один он и не справится» [22].
В 1842 году снова начинается чехарда с садовниками. Эрнста Гуля сманил высокой зарплатой И.И.Фундуклей в Гурзуфе, на его место прибыл в апреле Людвиг Вебер из Галле в Пруссии «от прежней должности своей у помещика Шубинского в Смоленске». После Вебера с большим трудом был найден на должность главного садовника Фридрих Деннерт, его заменил Гейнрих Шнеберг. Затем был Шлосснер, но с началом Крымской войны и тот сбежал.
Думаем, что такие истории были сплошь и рядом, особенно в глубинке империи. Теперь же обратимся к другой стороне садоводства.
Параллельно с развитием ботанических садов в России активными темпами создавались все новые и новые сады и парки, в основном в дворянских усадьбах и имениях. В царствование Александра I и Николая I, то есть до середины XIX столетия в императорских и великокняжеских резиденциях также было создано несколько ландшафтных садов и парков. Строительство загородных дач под Петербургом и Москвой, летних резиденций в Крыму, массовое учреждение общественных садов в губернских городах требовали колоссального количества работников, и одними иностранными садоводами здесь было уже не обойтись. Возникла насущная проблема обучения садоводству в самой России. Этот вопрос поднимался еще во времена правления Екатерины Вольным экономическим обществом, созданным в Петербурге в 1865 году. Однако садоводство, как самостоятельная отрасль сельского хозяйства, долгое время не могло пробить себе дорогу, несмотря на существование сельскохозяйственных обществ в Москве, Риге, Витебске, Одессе, на Кавказе.
Первое Российское общество любителей садоводства было создано в Москве в 1834 году. Под его опекой была учреждена на даче «Студенец» школа садоводства, в которой 20 постоянных вакансий были закреплены для питомцев Воспитательного дома. Вообще же в школу предполагалось принимать «бедных питомцев свободных сословий или пансионеров из разных званий». В ней было два класса, в которые могли «поступать малолетние от 12 до 16 лет», учившиеся в школе в продолжение пяти лет. В летнее время на даче отдыхали воспитанницы Екатерининского института благородных девиц. При школе был создан образовый сад с обширными цветочными питомниками и оранжереями. Сюда на курсы по огородничеству и садоводству съезжались народные учителя школ из разных губерний со всей России.
За 6 лет до Московской школы в Крыму на базе Никитского ботанического сада по инициативе графа М.С.Воронцова открылось Магарачское училище садоводства и виноградарства (позднее оно разделилось на два учебных заведения – Никитское училище садоводства и Магарачское училище виноделия). В декабре 1828 года в Никиту были доставлены «12 малолетних учеников из воспитанников Воронежского приказа общественного призрения для обучения их виноградарству и виноделию, которые по окончании ими 15-летнего срока учения имеют быть выпущены на собственное пропитание, дабы снабдить край виноградарями и виноделами» [23]. К ним были причислены и прибывшие еще в 1823 году воспитанники Киевского военно-сиротского дома.
Воронежцы были совсем маленькие дети – от 9 до 12 лет. Работа учеников, ввиду их малолетства заключалась в прополке, «очищении школок и напускании их водой», подвязке и обломке лоз. В течение дня устраивались три перерыва на отдых. В воскресенье (выходной день) устраивались часовые уроки грамотности под присмотром одного старшего ученика. Кроме солдатского пайка ученики получали постное масло, сало и овощи из Никиты. Каждый из них получал деньги на «приварок» 50 рублей в год. Ученики были, как писал Гартвис, «малоспособны». Да и послушанием не отличались [24].
В отличие от «воронежцев» «киевляне» были совсем взрослыми людьми. В год прибытия в Крым (1823) им уже было по 15-20 лет, и за время учебы многие из них обзавелись семьями и детьми.
В 1838 году были выпущены первые восемь учеников из числа первых воспитанников. Николай Петров, 34 лет, отец 4 детей, получил свидетельство об окончании Магарачского училища с пометкой «наилучшему». К этому времени он уже был зачислен в казенные служители Сада. Вот образец свидетельства, выдаваемого об окончании училища.
Свидетельство Данилу Евдокимову
Предъявитель сего уволен по выслуге узаконенных 15 лет из звания ученика казенного училища садоводства на собственное пропитание.
Поступил 1823 года 22 генваря в Императорский Никитский сад учеником, где и обучался по части садового искусства, а именно разведению фруктовых дерев и кустарников и винограда. Поведение его было всегда добропорядочным и похвальным. Отроду ему, Данилу Евдокимову, тридцать второй год, женат, детей не имеет.
Удостоверение дано ему за подписью моей с приложением казенной печати Императорского Никитского Сада.
Директор Императорского Никитского Сада титутлярный советник и кавалер Николай фон Гартвис.
Такое же свидетельство получил и Степан Пименов, который осенью 1836 и весной 1837 года вместе с Данилой Евдокимовым были «откомандированы для надзора и производства садовых работ при Императорском Бахчисарайском дворце для разведения цветников при оном, и при исполнении этого поручения получили денежное содержание в 200 рублей». Степан Пименов участвовал в первой научной экспедиции на Кавказ в 1838 году, где «на Абхазском берегу, в Мингрелии и Имеретии старательно собирал многие деревца, растения и семена», - отметил директор в свидетельстве, выданном этому ученику [25].
В 1844 году в Одессе образовано Главное училище садоводства России. Оно было единственным учебным заведением в России, которое готовило садовников парков, садов, инструкторов садового дела. После четырехлетнего курса обучения выпускники завершали практическое образование в Никитском ботаническом саду. В 1859 году оно было переведено в Царицын сад близ Умани.
Наряду с вышеназванными учебными заведениями существовали подобные школы и училища в Петербурге, Пензе, Казани, Москве, Екатеринославе, Кишиневе, Астрахани. Однако садоводов из них выпускалось очень мало, а потребность в садовниках росла с каждым годом. Для примера скажем, что за 15 лет своего существования Одесское училище выпустило всего 40 садоводов, а частных садов в одной только Одессе в эти годы насчитывалось 611 [26]. В Пензенском училище в 1865 году, по данным энциклопедии Брокгауза и Ефрона, обучалось 34 ученика [27], а в Никитском училище в Крыму даже в самые лучшие годы эта цифра не превышала 23. Такое малое число воспитанников объяснялось нехваткой помещений для казарм и классов.
Кто же учился в них? «Своекоштных» учеников были единицы. Подавляющее большинство составляли казенные ученики, поступающие из воспитательных домов и приказов общественного призрения, то есть дети-сироты из беднейших семей и погибших воинов. Условия проживания были казарменными, питание и одежда производились за счет государства, а учеба в основном сводилась к ежедневному непосильному труду в садах и огородах при училищах (напомним, что это были времена крепостного права). Обучение математике, письму, чтению, латинскому языку было минимальным и довольно примитивным. Такие предметы как география, история и вовсе изучались поверхностно. Раз в неделю иучали Закой Божий, для чего приглашали священника из близлежащей церкви.
Надо сказать, что и сами учащиеся не имели особой склонности к учению. Умственная недоразвитость детей едва ли восполнялась усилиями учителей, которые, кстати, были штатными работниками училищных садов. Как правило, это были директор, главный садовник (иностранец), винодел (иностранец) или виноградарь. Свободное время ученики проводили в общении, которое больше походило на исправительно-трудовую колонию, чем на училище или школу. Должность надсмотрщика исполнял унтер-офицер, живший здесь же, при училище.
Каждый взрослый ученик, как мы уже говорили, получал 50 рублей в год «на приварок», но тратились они отнюдь не на учебу. Наследственность брала свое, и подростки в училищах становились со временем похожими на своих родителей: они также пили, гуляли, дрались, воровали, отлынивали от работы и порою попадали на скамью подсудимых.
Но самым больным вопросом для начальников училищ было их слабое здоровье. Ученики умирали от чахотки, болели венерическими болезнями. Часто дети поступали уже больными от рождения. Департамент земледелия издавал циркуляры, согласно которым запрещалось «принимать в обучение мальчиков слабых, а еще более с неизлечимыми болезнями», но, как водится, эти указания редко кто исполнял [28].
Учеников, конечно, использовали, в первую очередь, на самых тяжелых земляных работах. Не удивительно, что в среде учащихся бытовали побеги, непослушание, даже открытые вытупления против начальства. Поскольку сады при училищах (ботанические, акклиматизационные и проч.) выполняли одновременно роль питомников по разведению и продаже растений, а содержание конной тяги было дорогостоящим, то начальники училищ стрались сэкономить на учениках. Владельцы усадеб и собственных имений, являющиеся главными покупателями растений, использовали «конные орудия для очистки сада от трав с большою пользою». Напротив, в садовых училищах, от которых Министерство требовало иметь доходы от продажи растений, эти работы выполнялись вручную силами учащихся. Отсюда и нарекания начальников училищ на слабое здоровье присылаемых воспитанников. Директор Никитского сада Н.Гартвис писал: «Если почитать садоводство, по понятиям о нем прежнего века, не искусством, а просто ремеслом, то даже ремесло сие требует способных и здоровых людей, вместо которых часто к нам присланы были слабые или неспособные дети порочных родителей, принятые по милосердию в воспитательные дома. Это обстоятельство довольно объясняет, отчего число выходящих из оных способных садовников было весьма ограниченное» [29].
Что касается «своекоштных» учеников, то их набирали из детей государственных крестьян. Наибольший удельный вес таких учащихся был в Пензенском и Бессарабском училищах. Однако их содержание было изолировано от родительского дома в течение нескольких лет и мало чем отличалось от ситуации с казенными учениками.
Однако училища садоводства были не единственными учреждениями в России, которые выпускали будущих садовников. Обучение производилось и в государственных питомниках. Наиболее крупные из них находились в Воронеже, Орле, Константинограде (ныне г. Красноград Полтавской области), Вольске (ныне районный центр в Саратовской области), Симферополе. Например, в Воронежском питомнике в 1852 году обучалось 10 частных учеников-работников и 1 «казеннокоштный», столько же было и в Константиноградском питомнике [30]. В Орловском питомнике находилось только 10 частных учеников, что было явно недостаточно для ухода за массой растений. Инспектор Департамента сельского хозяйства, побывавший в этом питомнике, настойчиво советовал главному садовнику «обратиться к Управляющему Орловскою Палатою Государственных Имуществ с просьбою о наборе хотя бы 6 мальчиков, если для них есть помещения, из сирот государственных крестьян» [31].
Любопытные замечания в циркуляре Департамента сельского хозяйства 1852 года сделаны по Симферопольскому питомнику. В частности, в нем говорится:
«Из приложенного к отчету списка казенным ученикам-работникам, которых находится в питомнике 3, видно, что два из них: Григорий Иванов, происходящий из воспитанников Таганрогского Приказа Общественного Призрения, и Тит Кравченко из государственных крестьян Таврической губернии, ведут себя дурно и успехи делают небольшие. Дурного поведения ученики не могут терпимы в казенных заведениях, и потому заведующий Симферопольским питомником имеет немедленно передать: Иванова <…> в Губернское Правление, а Кравченко в Таврическую Палату Государственных Имуществ. И как затем в питомнике останется только один ученик-работник, что весьма недостаточно, то просить Управляющего Палатою сделать распоряжение о наборе из сирот государственных крестьян, по их желанию, еще пяти мальчиков хорошего поведения. Если же желающих не отыщется, то донести Инспектору сельского хозяйства для распоряжения о наборе мальчиков из воспитанников Приказов Общественного Призрения» [32].
О качестве знаний, приобретенных в казенных садовых заведениях, можно говорить разно. Были очень способные юноши, которые соответственно и устраивались на работу на лучшие места. Были же такие, что только назывались «учеными садовниками», хотя на самом деле, кроме тщеславия и самомнения, ничем себя не проявляли. Характерен, например, такой эпизод. Однажды графу Воронцову потребовался смышленый садовник из выпускников Никитского училища для работы в оливковом саду в Алупке. Он попросил Гартвиса охарактеризовать кандидатов, служивших в Никитском ботаническом саду. Вот что пишет директор Сада в ответ:
«Первый, Данило Васильев, работал с 1832 г. главным помощником садовника в питомнике фруктовых и оливковых деревьев. Это он, главным образом, подстригал наши оливы и довольно хорошо справлялся с обрезкой фруктовых деревьев – это то, в чем Алупкинский сад больше всего нуждается. Мы его также использовали много раз для обрезки винограда и маленького виноградника в Никите. Он был всегда послушен садовнику Гуле, который характеризовал его как способного. К тому же у него нет претензии быть искушенным ботаником, как у его товарища.
Второй, Иван Иванов, который со времени садовника Марко, то есть с 1830 года, главным образом ухаживал и выращивал растения и цветы в оранжерее, и который в течение последних 4-х лет находился непосредственно под моим личным руководством в деле воспитания редких декоративных растений, предназначенных для опытов акклиматизации. Он хорошо заботился о них, и особое внимание уделял экзотическим растениям и цветам, оказывая мне большую помощь в подготовке этих растений к продаже, которая в последнее время составила довольно значительную часть доходов Никиты. Отдавая должное его способностям, я должен отметить, что при этом он обладает крайним тщеславием в отношении своих познаний. Будучи твердо уверен, что количество латинских названий, запечатленных в его памяти, ставит его намного выше Кебаха, он, конечно, никогда не подчинялся ему, вовлекал меня в неприятные сцены с садовниками Деллингером и Гуле, которым он также отказывался повиноваться, утверждая, что должен слушаться лишь меня. Поэтому я был вынужден много раз ставить его на место» [33].
Справедливости ради надо сказать, что количество учеников, выходящих садовниками из училищ и питомников, было ничтожно мало в сравнении с другим источником – обучением садовому делу в частном порядке. Обычно помещик отдавал дворового мальчика к какому-нибудь немцу-садовнику в ученье, чаще всего в имение знакомого ему помещика. Мальчик поступал неграмотным, ничего не знающим, и его обучали прополке, посадке, поливу, прививкам и прочим премудростям садового дела. По истечении четырех или пяти лет учебы помещик получал назад более или менее грамотного садовника. Так происходило по всей Российской империи на протяжении всего XIX и даже в начале XX столетия.
И все же, если позволяли средства, хозяева усадеб и резиденций отдавали предпочтение иностранным садовникам. Действительно, немцы или англичане более добросовестно относились к работе, владели знаниями всего спектра садовых работ, не пьянствовали, не воровали. Многие из них были потомственными садоводами и продолжали свою династию теперь уже в России. Прекрасной иллюстрацией к ситуации с садовниками в одном только Санкт-Петербурге являются отчеты Императорского Российского Общества Садоводства о ежегодных выставках, проводящихся в северной столице. Вот список садовников, участвовавших в выставке растений на годичном собрании Российского Общества Садоводства в С.-Петербурге 25 февраля 1860 года [34]:
Крылов, гл. садовник графа Борха
Дарзанс, торгующий садовник
Эбервейн, гл. садовник г. Мальцова
Альвард, торгующий садовник
Ганжуров, гл. садовник барона Штиглица
Барлов, придв. садовник в Царском Селе
Рук, придв. садовник в Стрельне
Егоров, гл. садовник Таврического сада
Грауберг, гл. садовник барона Гауфа
Штопфель, гл. садовник г. Гуткова
Нувель, гл. садовник князей Белосельских
Рохель, мекленбургский подданный, торгующий садовник
Марсель, гл. садовник князя Урусова
Катцер, придв. садовник в Павловске
Как видим, подавляющее большинство составляли иностранные садовники. Отдельной строкой записывались торгующие садовники, то есть те, кто владел питомниками и магазинами, но при этом имел и сады. Среди них русских имен было еще меньше [35]:
Альвардт (Большой проспект на Петербургской стороне)
Мартш (на Каменноостровском проспекте)
Бук (на Каменноостровском проспекте)
Геддевиг (на Каменноостровском проспекте)
Лазурин (на Каменноостровском проспекте)
Далер (на Каменноостровском проспекте)
Лоргус (на Выборгской стороне)
Даротт (у московских Триумфальных ворот)
Градке (Царское Село)
Наконец, приведем еще несколько фамилий садовников, числящихся в 1863 году на жалованье в разных садах и парках Петербурга [36]:
Пабст, гл. садовник в Имп. Бот саду
Эрлер, гл. придв. садовник на Елагином острове
Гельцер, ст. садовник в Имп. Бот. Саду
Бетцих, гл. придв. садовник в Знаменском
Бергеманн, гл. садовник г. Голенищевой
Северин, ст. садовник Имп. Бот. Сада
Одинцов, гл. садовник г. Громова
Стуконенков, ст. садовник Имп. Бот. Сада
Штопфель, ст. садовник г. Гуткова
Керстенс, гл. садовник графа Мусина-Пушкина
Егоров, гл. придв. садовник Таврического сада
Петерсон, гл. садовник Принца Ольденбургского
Катцер, гл. придв. садовник в Павловске
Есть существенное замечание по поводу приведенных списков. Дело в том, что иностранные садовники, по сложившейся традиции в Европе, и в России продолжали свои династии. После смерти родителя садовую династию продолжали сыновья, затем внуки. Некоторые из них принимали российское подданство, другие оставались иностранными гражданами. Для родившихся в России детей немецких или голландских садоводов русский язык уже был родным. И хотя отцы их отправляли на учебу в Европу, по прошествии отмеренного срока они возвращались домой и устраивались на должностях главных и старших садовников в царских, дворянских и помещичьих садах и парках. Для этой категории работников трудно провести границу между «русскими» и «иностранными» садоводами.
К таким династиям можно отнести Визе - отец, сын и внук - городские садовники, которые работали в Петербурге; Катцеры - отец и сын - Франц Катцер, старший садовник Павловского парка, вице-президент Российского общества садоводства и его сын Рудольф Катцер, который много работал в Ленинграде уже после революции; Абели - отец и сын; Эйлерсы, Фрейндлихи.
Все эти люди работали в Петербурге и его окрестностях. В Крыму к таким династиям принадлежали Кебахи – отец и сын, работавшие в Алупкинском парке графа М.С.Воронцова.
Возвращаясь к воспитанникам государственных садовых заведений, интересно проследить, насколько удачно складывалась их дальнейшая судьба. К сожалению, сведений таких чрезвычайно мало, а если и есть, то они относятся к более позднему периоду – 1880-м годам. Пока же приведем только два примера, снова обращаясь к письмам Николая Гартвиса к М.С.Воронцову. Вот что писал директор в 1838 году:
«Считаю еще своим долгом сообщть Господину Графу другое наблюдение. Из 12 учеников-садовников прежнего выпуска Никиты, среди которых были такие, каких я мог рекомендовать как очень хороших – такими они были в заведении – ни один из них, окончив учебу, не сохранил свое хорошее поведение. Большинство пристрастились к выпивке или стали ленивыми и худыми работниками, как только оказались под более сильным руководством. Я не сомневаюсь, что каждый второй из вышеупомянутых учеников не владеет приличными знаниями в обрезке и уходе за оливами, и всегда нужен будет еще кто-то, чтобы следить за процессом извлечения масла. Это процесс, для которого у этих людей никогда не хватает терпения, необходимой чистоты» [37].
Несмотря на такую резкую оценку, выпускники Никитского сада и Магарачского училища виноделия пользовались повышенным вниманием помещиков. Нередко их переманивали друг у друга более высоким жалованьем. Вот наблюдения того же Гартвиса, прямо противоположные предыдущей оценке:
«Последнего февраля <1853 г. – Авт.> отошел служивший с 1847 года первым помощником главного садовника Семен Семенов, находя себе выгоднейшее место в Киевской губернии. Уволенный из казенных учеников в звании подмастерья, он успешно занимался в течение последних шести лет при особенном наблюдении и постоянных наставлениях моих разведением редких растений посевами и черенками и ухождением за собранием горшечных оранжерейных и тепличных растений, по которой части он приобрел особенную ловкость и опытность. Хотя поведение его не во всякое время было похвально, но потеря опытного человека, который по искусству своему вполне удостоился названия садовника, было чувствительным…» [38].
К этой чрезвычайно интересной теме – устройству выпускников училищ – мы еще вернемся. А теперь, следуя хронологии, остановимся на крестьянской реформе.
19 февраля (3 марта) 1861 года в Петербурге Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Весной в стране начались крестьянские волнения, но к лету это движение пошло на убыль. Для садоводства эта реформа не предвещала ничего хорошего. Помещичье сельское хозяйство из-за отсутствия даровой рабочей силы стало терпеть убытки, и в скором времени многие владельцы забросили свои имения.
Дворянская усадьба до 1861 года представляла собой особый мир, обустроенный в соответствии со вкусами и возможностями владельцев. Среди них были князья Волконские и Шаховские, Гагарины и Голицыны, Оболенские и Мещерские, графы Шереметьевы и Игнатьевы, Закревские, Воронцовы и носители еще многих других, не менее прославленных имен. Однако социальное и экономическое положение дворянства резко изменилось после отмены крепостного права. Изменение экономических условий потребовало более эффективной организации сельскохозяйственных работ и переориентации владельцев на капитализацию усадебных земель и рациональное хозяйствование. С 70-х годов XIX в., в ходе развития капитализма, садоводство из потребительской отрасли хозяйства стало превращаться в торговую. После реформы 1861 года многие парки оказались без надлежащего ухода и стали постепенно зарастать.
К 1863 году были закрыты Екатеринославское училище садоводства, а также казенные питомники в Симферополе и Астрахани как нерентабельные. Воронежский питомник превращен в помологический рассадник. В 1865 году были ликвидированы Одесский и Вольский питомники, а еще через два года – Киевский и Константиноградский.
Впрочем, такое положение продолжалось недолго. Очень скоро появились новые сады, в основном плодовые – ориентированные на коммерцию. И вновь понадобились садовники, но еще в большем количестве. Помещик-капиталист теперь считал каждую копейку и очень осторожно относился к найму безумно дорогих иностранных садовников. В моду стали входить русские садоводы, но спрос значительно превышал предложение.
В 1859 году Главное училище садоводства было переведено из Одессы в Умань, а в Одессе оставлен питомник. Училище приравнивалось к высшему учебному заведению: курс обучения в нем продолжался 4 года. С 1868 года была введена практика в Никитском ботаническом саду «для лучших воспитанников, оканчивающих курс, для окончательного и практического образования в садоводстве и виноделии, с целью управлять впоследствии, по выходе из заведения, большими частными виноградниками и садами и вводить необходимые улучшения в виноделии и садоводстве» [39]. Желающие продолжить обучение, должны были практиковаться в Никитском саду 2 года, а в Магарачском училище виноделия – 4 года. Одновременно в Никите было открыто собственное училище садоводства и виноделия с 8-летним обучением. Бессарабское училище садоводства было закрыто, а Пензенское переведено в училище 2-го разряда.
Таким образом, в 1884 году существовали только Главное училище садоводства в Умани, Никитское училище садоводства, Магарачское училище виноделия, Пензенское училище 2-го разряда. Из питомников остались только Воронежский и Орловский и в Горках. Кроме того, небольшие питомники, как части хозяйств, имелись при сельскохозяйственных фермах земледельческих училищ. Но все эти питомники утратили значение образовательных заведений, так как детей государственных крестьян, желавших обучаться садовому делу, не было.
Вместе с тем, в описываемый период времени в Европе происходило необычайное оживление садоводства, в том числе в области подготовки садоводческих кадров. В Германии и Австро-Венгрии получили широкую популярность так называемые народные школы и народные учителя, которые преподавали не для детей, а для сельских учителей предметы, связанные с садоводством. Предполагалось, что учителя сельских школ лучше всех смогут привить детям любовь к садоводству, но для этого их нужно подготовить. Такая программа имела государственную поддержку и оплачивалась из казны.
Другим важным новшеством в Европе стало введение при государственных питомниках, которые делились на три разряда, бесплатных курсов садоводства, преимущественно практических, где молодым рабочим демонстрировалась техника садоводства, и давалось при этом словесное объяснение.
Здесь-то мы и возвращаемся к статье Эмиля Клаусена, с которой начали свое повествование. Вернее, надо говорить о выступлениях в печати самых разных авторов. Все они поднимали актуальные вопросы садоводства в России, вызывая широкое обсуждение своих идей на страницах газет и журналов. Именно 1880-е годы можно считать начальным этапом пробуждения настоящего интереса разных слоев населения к садоводству вообще и к институту русских садовников в частности.
Напомним, что статья Клаусена была опубликована в Вестнике Императорского Российского Общества Садоводства в 1882 году, то есть за два года до реформы садового образования в России. Критическая часть занимала львиную долю текста. Мы уже говорили о пренебрежительном отношении садовладельцев к нанимаемым садовникам. Теперь поговорим подробнее об этом. Клаусен писал:
«Что требуется у нас в России от садовника? Он должен знать хорошо огородничество, плодоводство, цветоводство; должен знать гонку плодовых деревьев и кустарников; уход за оранжерейными и тепличными растениями, должен знать латинские названия их и названия массы разновидностей; ему должны быть известны декоративные деревья и кустарники, и он должен знать, какой уход, какой климат и какую почву они требуют, как они размножаются, когда и как они цветут и прочее. Он должен уметь разводить палисадник, сад и парк, должен уметь рисовать и измерить место, чтобы составить план. Наконец, он должен знать уход за питомниками, должен вести торговлю и торговые книги, и при всем этом его доверители требуют, чтобы он непременно сам копал, поливал, полол и т. д., а не то они рассчитывают его, говоря «он никуда не годен, он белоручка».
Едва ли мне приходится объяснять здесь, что нужно употребить почти всю свою жизнь, чтобы быть хорошим плодоводом, хорошо знакомым со всеми разновидностями всех сортов плодов. Сколько же требуется прилежания, терпения и работы, чтобы быть вполне знакомым со всеми отраслями садоводства, не говоря уже о таких сведениях, на которые должно смотреть как на основные - физиология растений, физика и химия?
Положим теперь, что молодой человек, не свосем без образования, усвоил себе все эти знания, так что он не без основания считает себя хорошим садовником. Что же его ожидает, и чем будет он вознагражден за его труды и многолетнее учение? Исключая очень незначительного числа мест в России, где садовник поставлен относительно хорошо, по большей части предлагают ему от 20-25 рублей в месяц, и при этом его доверитель воображает себе, что взявши садовника, он сделал для своего сада все, что нужно, что его новый садовник ему теперь создаст какой-то рай, наполненный цветами, овощами и плодами, без дальнейших расходов на рабочие силы, удобрение, семена, растения и т. п.» [40].
Далее автор пишет, что в течение 10-летней практики в Никитском саду на должности главного садовника ему приходилось встречаться с разными примерами. В основном это происходит так. Приезжает помещик в Никитский сад (или присылает письмо) и просит посоветовать ему хорошего садовника, причем, как правило, в требования помещика входит, чтобы это был молодой человек примерного поведения, хорошо знающий свое дело, скромный, непьющий и т. д. Когда заходит речь о жалованье, то большинство заказчиков при цифре в 25 рублей в месяц поворачиваются и уходят. Но даже если договор состоится, то по прошествии некоторого времени в Никитский сад очень часто приходили письма, где выпускники горько жаловались на свою судьбу: рабочих им не давали, удобрений нет, инструментов нет. Скряги-помещики ни за что не соглашались на нововведения или какие-либо улучшения в своих садах, кторые требовали вложения денег. Очень часто требования помещиков к садовникам были неизмеримо высоки, а порой настолько выходили за рамки их профессиональных обязанностей, что садовники просто были не в силах исполнять все поручения хозяев. Чаще всего в список таких поручений входили поездки в город за провизией, наблюдение за лесом, помощь в сборе картофеля на поле, уход за лошадьми, за постройками, за мебелью, обучение детей и тому подобное. То есть садовладельцу нужен был не садовник, а приказчик.
Садовники надолго в таких усадьбах не задерживались и увольнялись. Но именно с этого момента и начинались для безработного садовника настоящие испытания. Найти новую работу было очень непросто, и порой уходили месяцы и годы на поиск рабочего места. Ведь человеку, по мере роста его образованности, требовался уже не только материальный достаток, но и интеллектуальная и духовная пища. Как писал Э.Клаусен, у человека «вместе с его образованием возрастают и его требования на более или менее приличную обстановку, на чистоту и на общество интеллигентных людей, на книги, журналы, газеты, а главным образом рождается потребность работать с толком, не как машина, не как слепой исполнитель, часто совершенно нецелесообразных приказаний» [41].
С легкой руки Э.Клаусена в печати разгорелась настоящая дискуссия. Аноним из Самарской губернии в том же журнале пишет: «…У нас садоводство до сих пор считается в глазах большинства одной лишь прихотью, одним баловством, одной лишь прокламацией, т.е. пустым занятием» [42].
А вот мнение одного из тех самых садовладельцев, о которых так нелестно отзывался Э.Клаусен. Отставной генерал-лейтенант Пиленко, выступая на заседании Симферопольского Общества Садоводства 1 февраля 1884 года, заявлял:
«В последние 15-16 лет моей деятельности по садоводству я имел человек 18 садовников, воспитанников Никитской школы. Они обладали обширными теоретическими и практическими знаниями по садоводству, но, несмотря на это, для дела оказались непригодными. Мне нужны были люди привычные к работе, не боящиеся труда и любящие его, но этим садовникам черный труд был не по сердцу. Они хотели быть только распорядителями в саду, изображать из себя баричей, требовали слишком много удобств для своей жизни, и, если являлась крайняя необходимость исполнить самому работу при уходе за растениями, то это делалось в перчатках и под защитой зонтика. Но главная беда заключалась в том, что эти воспитанники и не желали приучить себя к труду. У них обнаруживалось полнейшее отсутствие любви к своей специальности; они нисколько не желали расширить круг своих познаний и быть полезными деятелями в обществе. Привыкнув к удобствам и выйдя из школы с большими претензиями на ученых, они нисколько не были подготовлены к действительной жизни и хотели, чтобы общество давало им средства к жизни за одну ученость. Имея под боком такой полный всяких соблазнов угол, как Ялта, для воспитанников Никиты не могла пройти бесследно тамошняя жизнь. Она завлекла молодых людей своими удовольствиями, и не мудрено, что, выйдя из школы, они не в состоянии были серьезно и всецело посвятить себя той деятельности, для которой предназначались. У них были всевозможные цели в жизни, но только не занятие по садоводству. Громадная разница существовала между этими воспитанниками и теми садовниками, которых я приглашал из-за границы, из тамошних садовых заведений. Последние, нисколько не уступая в познаниях первым, были всецело преданы своему делу; кроме садоводства их ничто не интересовало, никакой черный труд садовника их не смущал, они любили этот труд и действительно приносили мне существенную пользу своими знаниями и занятиями. Вот такой-то любви к труду, такого отношения к делу не вселила в своих воспитанников Никитская школа» [43].
Возможно, что отставной генерал сгущал краски, но в целом ситуация была действительно не простая. Далеко не все выпускники училищ обладали достаточными знаниями для последующей работы самостоятельными садовниками. Отсюда и масса нареканий владельцев садов на качество их работы. Впрочем, среди садовых училищ существовал неофициальный, говоря современным языком, рейтинг, и наибольшим авторитетом пользовались Никитское и Уманское училища садоводства, а, соответственно, и выпускники этих заведений. В 1880-х годах доходило до того, что наиболее способные ученики получали приглашения от садовладельцев еще задолго до окончания училища. Например, выпускник Никитского училища 1887 года Костов за год до окончания получил приглашение на должность в императорское имение «Ореанда» с жалованьем 500 рублей в год «при готовой квартире с отоплением».
Итак, дискуссия продолжалась около двух лет и привлекла внимание чиновников самого высокого ранга, что и повлияло на последующие настроения в Министерстве Государственных Имуществ. В 1884 году даже предполагалось провести реформу садового образования в России, но она была реализована лишь частично. Предложения по реорганизации Никитского училища садоводства в высшее учебное заведение так и увенчались успехом. По-прежнему, главным оставалось Уманское училище садоводства, а в Никите выпускники проходили двухлетнюю практику. Зато стали возникать повсеместно средние и низшие школы садоводства, что немного улучшило общую картину и позволило частично удовлетворить спрос на садоводов-практиков в России. Отныне в садовые школы принимались без ограничений все желающие, достигшие возраста 14 лет. В течение трех лет учебы они обеспечивались продовольствием и заработной платой от 20 до 40 рублей в год.
Письма садовников, присланные в Никитский сад в 1888 году по просьбе тогдашнего его директора, говорят о том, что с устройством выпускников дело обстояло более или менее благополучно. Часть из них осела в крымских имениях, часть оказалась на Кавказе, часть – в Средней Азии. Южные области России нуждались в виноградарях и виноделах в большей мере, чем в плодоводах, потому и никитские выпускники были востребованы именно в этих регионах.
1) «Станция Мукузани. Кавказ. А. Гинценберг.
Этим письмом имею честь сообщить Вам требуемые сведения ос воей деятельности со времени выхода из Училища.
В 1880 году окончил курс Училища и поступил помощником главного садовника в имение Великого Князя Михаила Николаевича «Боржом». Содержание получал 500 р. в год при готовой квартире и отплении. Работал в декоративном саду и в оранжереях.
В октябре 1880 года перешел на должность садовода и винодела в имение генерал-лейтенаната Д.С.Старосельского «Сагуралю». Содержания получал 720 р. на всем готовом. При поступлении это имение состояло из 20 десятин виноградника, 3 десятин плодового сада. До моего поступления виноградники сдавались имеретинам с половины. В мою же бытность большую часть виноградного сада обрабатывали сами.
Начал понемногу вводить европейский способ выделки вина, для чего были приобретены лишние бочки и вырыт небольшой погреб. Мною был разведен плодовый сад на 10 десятинах земли, для чего были приобретены лучшие европейские сорта из садового заведения Бушека. Мною был разведен виноградник на 4 десятинах.
В марте 1883 года перешел на должность главного садовника при Управлении Закавказской железной дороги на содержание 960 р. при готовой квартире, отоплении и освещении. В бытность мою на З.Ж.Д. с марта 1883 по март 1884 г. мною были разбиты по моим планам и засажены сады на одной первоклассной станции, на пяти станциях второго класса и на десяти станциях третьего класса. За это же время мною были обсажены многи водохранилища, откосы около полотна и мостов.
В марте 1884 года занял место главного садовника дворцового сада в Тифлисе. Содержание получал 1260 руб. в год при готовой квартире и отплении. Обязанности дворцового садовника известны.
В августе 1886 года перешел на службу по Удельному ведомству, в Кахетинское удельное имение на должность помощника главного винодела с содержанием 1200 р. в год и ежегодного пособия в 300 р. Имею готовую квартиру, отопление и освещение.
Под моим управлением находятся виноградники в селениях Мукузани, Уриатубани и Зегани. Число садов 15. Число десятин старой посадки 70. Число десятин новой посадки 46. Весною 1887 года мною были переустроены все сады старой посадки и разведено 17 десятин нового сада.
Весной 1888 года разведены мною новые виноградники в трех местах. Число десятин 29. В 1887-1888 годах виноделие производилось частью местным способом и частью европейским. Вот приблизительно краткий очерк моей деятельности с 1880 по 1888 год.
Относительно деятельности своих товарищей сказать ничего не могу, а прилагаю их адреса.
С.Дикенсон - Главный винодел К.У.У. Телав и Цинандали.
В.Г.Остапович - Заведующий школой садоводства в Тифлисе.
Григорий Успенский - Город Сочи, Дагомыс.
Татиев - Садовник в имении Цинандали К.У.У. Телав.
Вамлик - Ленкорань. Лесной кондуктор.
А.Дореджанов - Сацхинис.
Дракопуло - Елисаветполь.
Гурджанидзе - Тифлис.
Скибинский – Станция Ксанка Закавказской железной дороги. Имение князя Ивана Константиновича Мухранского» [44].
2) «Г. Директору Императорского Никитского Училища садоводства и виноделия от Федора Отарова.
Вследствие предложения Вашего мне о днесении Вам сведений обо мне и моих сотоварищах, воспитанников Никитского сада, и об Уманских практикантах относительно их деятельности по своей специальности я постараюсь по возможности здесь изложить только относительно тех, которых я знаю.
Такого рода Ваше предложение меня слишком обрадовало, зная, что Вы будете печтись о нас как о сиротах, которые были брошены на произвол судьбы; то искусство, специальность, которые я и мои сотоварищи приобрели в Никитском саду восьмилетним трудом, не должны пропасть без пользы.
По окончании курса был старшим расследователем филоксерной комиссии в Сухуме, по окончании работ в оной комиссии я поступил садовником в Закаталы на ферму. Место это мне не понравилось, потому что здесь только требовалось, чтобы начальникам и столоначальникам были доставлены ежедневно молоко, зелень и плоды. Мои же предложения об улучшении фермы, о посадке на двух десятинах пустой земли, которая была на ферме, виноградника, остались без последствий, и никто не содействовал. Потому я из фермы перешел в школу общества восстановления православного христианства на Кавказе учителем, желая принести пользу по сельскому хозяйству в массе лиц, занимаясь крестьянскими детьми в селении Варташени в Лухинском (?) уезде. Для этого со своим товарищем-учителем собрали семена яблок и груш, посеяли. Из лесу выкопали дички яблонь и груш посадили для школы. Я с товарищем думал купить землю под виноградник, так как школа имела мало земли, как вдруг в марте месяце школу закрыли, так как означенное общество не могло содержать школы, ибо не имело средства. Все наши планы и труды разрушились и пропали.
После сего я оставался два года без места и был в затруднительном положении, жить мне стало трудно. Наконец обратился я к жителю сел. Иллииу (?) Халил беку Султанову, известному помещику в Закатальском округе, с предложением, что я ему разведу виноградник и фруктовый сад, рассказав ему о их пользах и предстоящих доходах. Наконец я его уговорил и развел ему на четырех десятинах виноградник, а на двух десятинах фруктовый сад по всем правилам и искусствам ученого садовода и виноградаря. Здесь-то я и показал, что недаром учился около восьми лет в Никитском училище. Стали с округа посещать и хвалить планы и посадку садов. Означенный Султанов назначил мне 20 рублей в месяц на всем готовом. Халил беку Султанову, никогда не привыкшему делать посторонние расходы кроме, чем на еду, тяжелы показались расходы на обрабатывание виноградника и плодового сада. Он перестал мне давать рабочих и платить аккуратно жалованье.
Был я командирован из Закатальского округа в город Тифлис на филоксерный съезд. Уполномоченный Министр Государственных Имуществ поблагодарил меня письменно за участие в съезде. Струве похвалил за некоторые возражения.
В прошлом году я обратился к директору народных училищ Тифлисской губернии Дарскому, чтобы он назначил меня при какой-либо народной школе, чтобы я, занимаясь крестьянскими детьми, мог их обучать практически по некоторым отраслям сельского хозяйства. Но тот отказал мне, говоря, что я не имею звания учителя.
Я в настоящее время без места, и жить мне очень трудно. Кахское общество предлагает мне быть сельским писарем, но я им отказываю, надеясь, что авось обнаружится какое-либо место, где я могу по своей специальности принести пользу.
Захарий Хуциев по выходе из Никитского сада поступил на ферму князя Мухранского и занимался плодоводством, шелководством и пчеловодством. Будучи на ферме, он просил в Тифлисе лично главноначальствующего, чтобы Кахское общество отпустило ему землю. Начальник округа распорядился, чтобы означенное общество отпустило Хуциеву 8 десятин земли. Приехав от Мухранского, Хуциев проработал на этой земле три месяца и израсходовал около трехсот рублей. Но вдруг общество взбунтовалось, и землю эту отобрали назад, и Хуциев теперь в безвыходном положении и бедствует.
Дореджанов находился на ферме князя Мухранского три года. Князь не уплатил ему около тресот рублей, как имеют вообще привычку все помещики. В настоящее время Дореджанов находится при школе в Соцхинисе (?) и занимается виноградарством, шелководством и пчеловодством (Телавском уезде).
Шервашидзе переводчиком при начальнике Сухумского отдела. Гурджанидзе, Татиев, Эристов, Пицхелаури тоже бедствуют, но сие время находятся при филоксерной комиссии в Сухуме. Слышно, что не только не кончившие курс Никитского училища бедствуют, но многие даже кончив курс находятся в плохом положении.
Я читал в газете, что Министерство Государственных Имуществ вошло в соглашение с Министерством Народного Просвещения, что для улучшения сельского хозяйства среди крестьян будут в народных школах преподаваться теоретически и практически соответствующие местности отрасли хозяйства. В Кахе нынешней осенью откроется двухклассное училище нормальное, где главную роль будет играть занятие сельским хозяйством. Потому я обратился к начальнику Кахского участка, чтобы я был назначен, где я буду заниматься виноделием, плодоводством и шелководством. Полезно было бы представить попечителю Кавказского учебного округа список воспитанникам, кончившим курс в Никитском училище для замещения их в школы, где будут преподаваться отрасли сельского хозяйства теоретически и практически.
Полезно было бы поместить в аттестате кончивших курс Никитского училища, что они могут быть сельскими учителями и учителями по своей специальности. Таким образом только мы, находясь при народных школах, можем принести пользу по нашей специальности массе, а не одному лицу. Если разрешите, я пришлю свой аттестат.
Федор Отаров. 1888 года, 5 апреля, сел. Кахи» [45].
3) «Г-ну Директору Императорского Никитского сада от Федора Овчаренко.
Я, по выходе своем из Училища, беспрерывно занимался и занимаюсь в настоящее время садоводством, цветоводством, огородничеством и разведением питомников: фруктовых и лесных деревьев и кустарников для пополнения садов, вверенных мне, и для продажи. Питомники стараюсь разводить на сухом грунте и по возможности грубого качества почвы.
Позапрошлый 1886-й и прошлый 1887-й годы из моего питомника были представлены деревья и кустарники на выставку в Симферопольский отдел Императорского Общества Садоводства. За прекрасное разветвление мочковых и и главных корней в растениях от неоднократной пересадки дичков до облагораживания, получил: за 1886-й год большую бронзовую и за 1887-й среднюю серебряную медали. А так как эти питомники разводятся на счет владелицы и весь доход в ее пользу, за исключением мне принадлежащих 10 %, то на имя Е.С.Давыдовой и выданы медали.
Заведую садами в количестве 60 десятин. Имеются оранжереи, и во время пребывания помещиков в имении, бывают клумбы, обсаженные цветами, для их удовольствия. А лишние из растений продаются.
Жалованье получаю в месяц 35 рублей – без стола, квартиры от экономии. Из огорода все имею. Также дозволяется иметь 2 лошади и две коровки с приплодами. Пастбище и сенокос - от экономии. Кроме того, от проданных растений и деревьев получаю 10 % с рубля, сколько ни было бы продано.
По своем выходе из Училища в 1872 году и по 1876 год был в Киевской губернии у Н.Н.Раевского, жалованье получал 30 руб., стол, квартира, отопление и освещение. По своему желанию перешел к Л.В.Давыдову на такое же жалованье и в той же губернии пробыл у него весь 1876-й год.
По просьбе своей матери перешел в Симферополь. Поступил к потомственному почетному гражданину И.И.Пастак, пробыл у него с 1877 по 1880-й год. Жалованье получал такое же, но без стола. Имел квартиру и отопление. Был за меня отзыв очень хороший за мою деятельность бывшему Директору Императорского Никитского сада Н.Е.Цабелю. От И.И.Пастака по своему желанию перешел к Е.С.Давыдовой, и по сие время служу здесь.
Брат мой, Иван Овчаренко, также по выходе своем из училища все время занимается по своей специальности, служит под Таганрогом у наследников Иловайских. Жалованье получает 40 руб. в месяц и квартиру.
Из числа моих товарищей Яков Хижняченко служит и занимается по своей специальности у И.И.Пастак. Жалованье получает 30 руб., имеет квартиру и отопление. Занимается разведением питомников для продажи и получает также 10 % от вырученной суммы.
Матвей Миквор служил у провизора аптеки Б.И.Бухштаб в Симферополе. Получал жалованье 30 руб. и квартиру. Был послан за поручениями в Алушту и во время купания в море утонул.
Федор Орленко служил у купца В.П.Таюрского, занимался по части виноделия, получал жалованье 35 руб., стол и квартиру. Был послан в С.-Петербург в винный магазин Таюрского, простудился, или климат был не по здоровью, получил скоротечную чахотку и умер…
Бывший казеннокоштным воспитанником Императорского Никитского сада и Магарачского училища виноделия Федор Овчаренко» [46].
4) «Господину Директору Императорского Никитского сада от Н.И.Воинова.
По окончании курса в Уманском училище садоводства в сентябре 1869 года я был командирован Департаментом в Императорский Никитский сад в качестве практиканта по садоводству, а через год был переведен в Магарачское училище виноделия для практического и теоретического изучения виноделия и виноградарства.
В феврале 1872 года поступил на частную службу в Сухуме к г. Пермыкину для разведения фруктового и виноградного сада, где и прослужил до марта 1876 года. С марта 1876 года я остался при том же имении в качестве заведующего. В 1873 году приобрел вблизи Сухума один санитарный участок в количестве трех десятин. На этом участке, уделяя из получаемого жалованья 12 руб. в месяц, начал понемногу раскапывать, делал посевы фруктовых дерев для прививок, садил понемногу виноград и делал посевы кукурузы. К концу 1876 года у меня уже было посажено до 600 кустов винограда, половина в ямы глубиною в один аршин и шириною 2 аршина, а половина – на сплошном плантаже от 1-1 ¼ аршина глубины; 70 дерев груш и яблонь, привитых на собственных дичках и посаженных в ямы глубиною 1 ½ аршина и шириною 1 сажень. Из посевов фруктовых дерев часть продавал привитыми, а часть поставлял для садовладельца полковника Введенского дичками, продавая по 10 руб. за тысячу. К концу 1876 года все расходы по содержанию участка покрылись от продажи со школы и посевов кукурузы, а ассигнуемые мною деньги из моего жалованья я употребил на новые раскопки плантажей.
На даче Пермыкина мною было разведено 7 десятин фруктового сада и 6 десятин виноградника. Пред самой войной выработал первое вино около 70 ведер. Восточная война вынудила меня покинуть Сухум, и я вместе с отступающим отрядом 2 мая 1877 года вышел в укрепление Ольгинское, откуда кружным путем чрез Тифлис отправился на родину в Кострому.
До марта 1878 года я не имел никаких садовых занятий. В марте прибыл в Сухум, нашел свой садик и сад моего доверителя порубленным. Господин Пермыкин по изменившимся обстоятельствам не мог приняться за возобновление своего сада, и так как Сухум вообще после войны разорился, и никакой надежды на скорое развитие его не предвиделось, большая часть местного населения была уведена в Турцию, то я, пробыв год, можно сказать, без пользы, должен был воспользоваться предложением г. Первушина на Южный берег Крыма в его имение «Артек» в качестве управляющего его имением. Жалованье получал 600 руб. в год, квартиру, огородную зелень, вина 12 ведер в год, отопление и дворник. У Первушина прослужил два года, а в июне 1881 года перешел в имение Партенит к г. Раевскому на жалованье 800 руб., квартиру, огород, зелень, вино 22 ведра в год. В Партените прослужил один год и на тех же основаниях был переведен Раевским в другое его имение Тессели, где прослужил два года.
Во всех трех имениях деятельность моя, как управляющего, была разнохарактерна, судя по роду имения, но главное – виноградарство и виноделие. В Тессели службу мне пришлось оставить в конце марта 1884 г. и до октября пробыл без занятий. В октябре 1884 г. поступил в имение Гурзуф Губонина в качестве заведующего виноградником, в первый год на жалованье 840 руб., квартиру, отопление, освещение, вина от 18-20 бутылок в месяц, огород, лошади для поездки в Ялту. Теперь получаю 1020 руб., к празднику Пасхи бывают награды. Род моей службы – исключительно надзор за виноградниками и разведение новых. В мое пребывание мною посажено до 18 десятин новых виноградников, из них 4 десятины переделаны старые, кои, судя по генеральному плану, существовали до 1831 года.
Из воспитанников Никитского сада знаю Орликова, который в мою бытность в Сухуме служил у полковника Введенского, устроил ему прекрасное садовое торговое заведение. Теперь этот Орликов городским садовником в Одессе.
1888 года, 23 апреля. Гурзуф» [47].
5) «Господину Директору Императорского Никитского сада от П.С.Пороховского.
Уведомляю сим, что я служу в г. Самарканде у купца Дмитрия Львовича Филатова и занимаюсь исключительно разведением виноградников, фруктовых и лесных деревьев, виноделием и выделкой уксуса.
В три года моей службы у г. Филатова я развел 18 десятин виноградника местных и иностранных сортов винограда, и с разведенным до меня всего имеется 20 десятин виноградника.
Вина выделываются ежегодно из своего и покупного (от туземцев) винограда от 7 до 9 тысяч ведер, уксуса (из винограда) от 600 до 1000 ведер. Фруктового сада имеется 2 десятины, строевого леса 4 десятины. Жалованья в год получаю 3 тысячи рублей при готовой квартире, отоплении и освещении.
Известно мне местожительство следующих лиц:
- Толочинов Дмитрий Филиппович служит в Самарканде у купца Павлыго
- Шевченко Платон Прокофьевич в Ташкенте у Первушина
- С.А.Борисенко и П.А.Чуенко у Н.И.Иванова в Ташкенте занимаются виноделием и разведением винограда и фруктовых деревьев.
Служащий Филатова П.Пороховский» [48].
6) «Сведения о практических занятиях на 1 апреля 1888 г.выпускника А.Г.Надворникова.
По окончании курса Никитского училища садоводства и Магарачского виноделия я остался работать при Магарачском подвале. Работа эта продолжалась до 5 мая 1881 года. С 5 мая по 3 июня того же года по назначению председателя филлоксерного комитета я в качестве старшего расследователя занимался рассмотрением филлоксеры на пространстве от Балаклавы и Севастополя до Ялты. Жалованья получал 40 руб. при готовой квартире.
С 1 июля 1881 года, по предложению дирекции Никитского училища садоводства, я занял место помощника главного садовника в декоративном отделе. Занимая эту должность, я должен был заниматься с воспитанниками на практике по части декоративной, а также в оранжерее общим размножением растений. Место помощника главного садовника я занимал до 8 августа 1886 года. Жалованья получал 750 руб. при готовой квартире и отоплении. В промежутке между 27 июля 1883 года и 17 февраля 1884 года я был командирован Министерством Государственных Имуществ в Кишинев для временного заведования Бессарабским училищем садоводства. Тут на мне лежали обязанности, как администратора, так и преподавателя специальных предметов. При училище был сад приблизительно десятин в 7-8, большая часть которого была отведена под плодовые растения. Жалованья получал 920 руб. в год с квартирой, отоплением и освещением.
С 8 августа 1886 года я занял должность заведующего при доме Главноначальствующего на Кавказе. Сад, находящийся под моим ведением, занимает пространство 3 ½ десятин. Сад этот исключительно декоративный, с 6 оранжереями и 15 парниками. Занимаюсь декоративной частью и общим размножением растений. Жалованья получаю 960 руб. с квартирой и отоплением.
Занимая место заведующего садом, я, кроме того, имею частную работу у директора Земельного банка, где занимаюсь огородничеством, плодоводством и виноградарством. Количество земли 4 десятины – 4 десятины. Жалованья получаю 300 руб. в год» [49].
7) «От Степана Дикенсона.
С окончанием курса в Императорском Никитском Училище в 1877 году до мая 1886 года занимал должность заведующего виноделием князя Багратион-Мухранского, о чем имел честь неоднократно доносить Дирекции Училища.
С мая 1886 г. поступил на службу в Департамент Уделов и занимаю должность Главного винодела Кахетинского Удельного Управления в селении Цинандалах (Кахетия). Департамент Уделов, приобретя в 1886 году громадное (14 000 десятин), но совсем запущенное имение князей Чавчавадзе, пригласил меня занять место Главного винодела и виноградаря с целью поставить это имение образцово, не упуская, однако, из виду коммерческую сторону предприятия, для которой, собственно, оно и было приобретено за один миллион пятьдесят тысяч рублей.
Виноградные сады Кахетинского Удельного Управления распадаются на три группы и находятся в двух уездах Тифлисской губернии Алазанской долины.
Сигнахский уезд, Мукузанская группа. Виноградники расположены на правом берегу реки Алазани, на северных склонах Каа-Крельских гор в селениях Мукузань, Зегань и Уриатубань, на почве глинисто-мергельной с примесью кварца и иногда совсем выветриваемого известняка. Пространство, занимаемое садами, в настоящее время равно 85 десятинам, которые решено расширить в трехлетний срок до 200 десятин. Виноградники, переходящие в низменность, почти все орошаемые. Штат служащих состоит из помощника главного винодела с окладом 1200 руб. в год, трех виноградарей с окладом в 360 руб. каждый и 18 сторожей, они же местные садовники, с окладом 180 руб. каждому.
Телавский уезд, Напареульская группа на левом берегу Алазани, состоящая из 13 мелких садов на левом берегу реки Лопоты, разбросанных по сел. Напареули, величиной, не превышающей 1 десятины и большого сада пространством 222 десятины. Все виноградники расположены на плоскости с небольшими уклонами к юго-западу у подножья главного хребта, разделяющего Северный Кавказ и Дагестанскую область от Закавказья. Почва виноградников черноземная, и неглубокая подпочва составляетс плошной наносной гравий, и только на глубине 8 сажень переходит в глину, перемешанную с песком. Все сады орошаемые, сильно запущенные, старые, и урожаи сводятся почти к нулю. В большом саду виноградники разводятся заново до 55 десятин ежегодно. При саде имеется такая же бродильня с давильней, как и в Мукузанской группе. Штат служащих состоит из помощника винодела, двух садовников и шести сторожей при окладе, как и в Мукузани. Мелкие сады отдаются на обработку местным крестьянам или имеретинам- пришельцам на условиях получения половины урожая.
Телавский уезд, Цинандальская группа виноградников на правом берегу Алазани. Виноградники не поливные, расположены на северо-восточном склоне Цивских гор. Почва глинистая с большой примесью обломков горных известковых пород. Сады разведены на 46 десятинах, из коих 15 десятин посадки 87 и 88 годов не поливные.
Цинандальская усадьба представляет центр Кахетинских Удельных имений (тут же и управление), где находятся единственные в России громадные погреба Департамента Уделов, постройка которых в настоящем году закончится. В октябре месяце перебродившие вина из других групп перевозятся в Центральные погреба. Подвалы состоят из 30 отделений с давильней и вмещают в себя до 200 тысяч ведер вина при расчете отпуска вина на третий год. Подвалы снабжены всевозможными аппаратами и принадлежностями для виноделия. В настоящее время в подвалах имеется 40 000 ведер вина урожаев 1886 и 1887 годов до 1800 бочек от 1 до 100 ведер, лаборатория и бондарная мастерская.
Штат служащих при подвале 12 рабочих месячных по 18 руб. в месяц, два подвальных по 50 руб. в месяц и главный винодел. Операция продажи вина начнется весною 1889 года» [50].
8) «Город Елисаветполь. 19 августа 1888 г. От Н.Дракопуло.
Милостивый Государь Александр Иванович!
На полученный мною запрос от вверенного Вам училища о деятельности моей и моих товарищей по Никитскому училищу могу сообщить следующее.
Окончивши курс в апреле 1884 г., я до конца того же года работал в плодовом саду училища поденно. В конце июля мне предложили место садовника и винодела в г. Ольты Карсской области.
Содержание получал 600 руб. в год на всем готовом. Обязанность моя заключалась в ознакомлении жителей Ольтинского округа с садоводством и виноградарством, а при доме начальника округа устроить сад, виноградник, питомник и огород. Всю осень 1884 года я провел в разъездах по округу и, собирая жителей данного селения в какой-нибудь сад, объяснял им главные правила воспитания плодовых дерев и кустарников. На подобные собрания жители являлись охотно, слушали со вниманием и даже некоторые из грамотных делали пометки.
За зиму 1884 и 1885 года я устроил парники, в которых в половине апреля были огурцы, салат, морковь и рассада капусты. Очистил деревья в старом саду от суши, корневых и лишних побегов и окопал вокруг дерев землю.
Весною 1885 года заложил маленький питомник (на 25 кв. саж.), устроил огород, засадил ¼ десятины табаком и ¼ десятины клещевиной. Устроил аллею длиною 600 саженей и шириною 3 сажени. По причине слишком малого выбора древесных пород мне пришлось ограничиться посадкой 7-8-летних верб. Все лето того года прошло в уходе за вышеупомянутыми насаждениями и за виноградником, который был откуплен начальником округа на год. Результат осенью был таков: питомник удался, огород тоже, табак на корню был образцовый, но довести его до надлежащего состояния мне не удалось, потому что начальник округа не позволил сушить его на солнце, а приказал сушить в закрытом помещении и без предварительного брожения листа под сеном. По этой причине табак после сушки остался зеленым и без всякого вкуса, а во время нанизывания сильно ломался, так как лист, привезенный с плантации, сейчас же после снятия его бывает очень ломок. За высушенный таким образом табак купцы не давали и двух рублей. Клещевина дала хороший урожай, но по неимении купцов осталась в амбаре.
В конце октября того же года я надавил ведер 80 вина, но из этого вина уцелело только 5 ведер, а остальное приобрело от негодной посуды сильный гнилостный запах. За неимением хорошей посуды мне пришлось налить вино в старые выпаренные бочонки. Получилось тонкое крепкое умеренной терпкости, но имело излишек сахару, потому что бочонок был сильно окурен серою.
За время с 1884 года по 29 января 1886 года мне пришлось перенести слишком много неприятностей. Причина тому следующая. Начальник округа, как после выяснилось, преследовал свою собственную цель – именно поправить свои денежные дела, и для вернейшего достижения этой цели он избрал занятие садоводством и виноделием как занятие самое доходное в местности, где с успехом произрастает виноградная лоза и где находится масса потребителей. Начальник округа начал это дело на свои деньги и в будущем надеялся вернуть их с лихвою. Так как начальник округа не имел деньги на расходы, то в саду около дома и на огороде работы производились домашней прислугой, а работы на винограднике и табаке производили те из жителей, которые должны были работать, отбыв податную повинность, на прокладке дорог по Ольтинскому округу натурою.
В бытность Карсского губернатора в Ольтах начальник округа, познакомив его с тем, что было сделано по садоводству, выразил желание получать ежегодную субсидию на ведение начатого дела. Губернатор всем остался доволен и выразил искреннюю благодарность начальнику округа за энергию и предприимчивость, направленные на поднятие благосостояния края, но очень сожалел, что не имеет возможности существенного содействия, кроме отпуска удобной земли для плодового сада, питомника и виноградника, и присовокупил при этом, что теперь главное внимание должно быть обращено на проведение путей сообщения.
С этого момента дни моего существования были сочтены. Грубое обращение, упреки относительно табака, нападки посыпались на меня, так что далее января не мог дослужить, да не было и цели служить далее.
Января 20-го 1886 года я заявил начальнику округа, что далее служить не намерен, и попросил у него свои документы. На другой день, получив просимое, я оставил Ольты и отправился в Тифлис. В конце января я прибыл в Тифлис и отправился к агроному Раевскому, который для испытания послал меня работать в Ботанический сад. Жалованье в месяц я получал 14 руб. на всем своем. Работа моя заключалась в делании черенков и ярлыков, перекопке земли и в пересадке оранжерейных растений.
В Ботаническом саду я проработал с 1 февраля по 1 марта, а с 1 марта был назначен в город Елисаветполь* помощником М.А.Бибикова по городскому Воронцовскому саду, где он считается заведующим. Содержание мне здесь дали 25 руб. в месяц при готовой квартире. Здесь круг моей деятельности стал очень обширен, ибо сад заключает в себе 5 десятин земли и имеет плодовое отделение, в котором растут лучшие сорта фруктовых дерев. М.А.Бибиков, будучи профаном в садоводстве и изрядным лентяем, возложил на меня все заботы и работы по саду и еще заставил заниматься практически с учениками Елисаветпольского Михайловского профессионального училища. Отдыха я не имел, в течение дня свободного времени я имел столько, сколько нужно его для того, чтобы съесть тарелку супа и кусок мяса. Начальство вышеупомянутой школы, видя, что Бибиков положительно перестал что-либо делать, решило перевести меня на службу в школу на место надзирателя, причем содержание назначили 30 руб. в месяц на всем готовом.
* Губернский город Елисаветпольской губернии. Он образован в 1868 году из частей Бакинской и Тифлисской губерний. По данным на 1892 год, в Елисаветполе насчитывалось 25 758 жителей. Ныне город Гянджа, второй по величине город в Азербайджане.
Место это я занял 1 сентября 1886 года. С этого времени я, помимо дежурства по пансиону, работал еще в свободное время в саду. 21 апреля 1887 года Бибикову предложили подать в отставку за нерадение по службе. Заведование садом и практические занятия передали мне, а преподавание теории садоводства и других отраслей сельского хозяйства возложили на Инспектора училища.
С 1 января 1888 года меня сделали школьным садовником, и содержание мое довели до 500 руб. в год, и дали награду в 60 руб. С 1 сентября 1888 года мне поручили преподавать и теорию садоводства, а также огородничество, ботанику и виноградарство. Содержание увеличили на 200 руб. в год, так что я теперь получаю 700 руб. в год на всем готовом.
С 1 марта 1886 года по 20 сентября 1888 года мною сделано следующее: омоложены все старые плодовые деревья, очень старые деревья выкорчеваны и на их месте посажены одногодовалые прививки, рассажена вся смородина, которая была посажена очень густо. Разбит и посажен цветник перед моим домом, а перед училищем произведена подготовка земли под цветник. Посажено мною молодых тополей по двум сторонам училищного здания. Все плодовые деревья окапывались в год 2 раза, и на месте старой деревянной оранжереи строю железную; она обойдется в 800 рублей. 1 октября будет сдача и прием этой оранжереи. За зиму, весну и лето 1888 года мною устроен питомник на ½ десятины земли и посеяно на нем много семян плодовых и декоративных деревьев. Посажено около 70 штук яблонь и груш, выписанных от Штамма из Одессы. Одна куртина засажена дичками и прививками, а остальные куртины заняты черенками и овощами. Старая виноградная аллея подновлена отводками и чубуками. В этом году зимою заложу сортимент винограда на одном свободном куске, получившемся после разрытия крепостного вала и засыпки рва.
О товарищах моих по училищу я могу сказать следующее. Дореджанов Арчил служит в Сацхинисской начальной школе садовником; обрабатываемой земли 3 десятины, работы все исполняются так же, как и в Елисаветпольской профессиональной школе, исключительно учениками.
Гурджанидзе Семен мне встретился в 1887 году на станции Мухет Военно-Грузинской дороги, он ехал за документами своими в Цинанзварион-Кори (?), где он имел место, но какое, не знаю.
Мигулка Алексей служил у Штамма в Одессе простым рабочим, но в 1886 году взят на военную службу.
Лазарев Григорий тоже взят на военную службу, кажется, в 1886 году.
Васильев Афанасий служит в лесном ведомстве в Ленкоранском уезде.
Топалов Иван встретился со мной в городе Ольты Карсской области в 1886 г., где намерен был заниматься адвокатурой и быть поверенным по делам сельчан-греков.
С истинным почтением имею честь остаться Вашим питомцем. Н. Дракопуло» [51].
Думается, что этого достаточно, чтобы получить общее представление о работе выпускников Никитского училища. Во всех письмах красной строкой проходит идея любви к работе с растениями, почтительное отношение к училищу, которое многие пишут с большой буквы. Большинство выпускников в итоге получили хорошие места, вплоть до преподавателей садоводства и главных специалистов в удельных имениях. Были, конечно, и случаи неудачных взаимоотношений садовников и их хозяев. Там же, где выпускники находили должность, они всегда получали жилье, отопление и освещение, а иногда и продовольствие в виде стола или вина.
Три региона – Крым, Кавказ и Средняя Азия – стали главными местами определения будущих садоводов и виноделов. Письма выпускников ценны еще и тем, что в них описываются состав и хронология посадок в том или ином саду России. А это уже имеет отношение не только к теме русского садовника. Жаль, что директор Никитского училища не просил выпускников хотя бы вкратце изложить бытовые и семейные стороны их жизни: занимаются ли выпускники самообразованием, женаты ли, есть ли дети, где они учатся и т. д. Будь эти сведения, мы бы получили полную картину жизни русского садовника. Увы, приходится разыскивать эти существенные для нас сведения в других источниках…
Заметим, что из приведенных восьми писем только в одном автор жалуется на отсутствие работы, хотя по всей необъятной России безработных садовников было немало. Садоводы, а основную массу по-прежнему составляли крестьяне, обученные частным порядком в каком-либо имении или садовом заведении, будучи после 1861 года свободными в перемещениях, устраивались на работу, увольнялись, искали новые места. Часть из них бедствовали: кто из-за отсутствия работы, у кого-то остались дети на руках без матери, кого-то забрали на воинскую службу, а их семьи остались без кормильца. Сложных жизненных ситуаций и личных трагедий – не счесть.
В этой связи Императорским Российским Обществом Садоводства в Санкт-Петербурге была учреждена так называемая «Вспомогательная касса садовников и их семейств», а в 1895 году принят ее устав [52]. В первых строках устава указаны цели учреждаемой кассы:
а) выдавать помощь нуждающимся садовникам и их семействам;
б) выдавать постоянные пособия (пенсии) семействам участников кассы после их смерти;
в) выдавать единовременные или ежемесячные пособия нуждающимся членам кассы.
Средства образовывались, согласно положению, в виде отчислений одной трети сумм от всех поступлений в Общество Садоводства, а также в виде добровольных пожертвований членов Общества и отчислений от продажи растений на выставках садоводства.
Преимущественным правом на получение денежной помощи пользовались участники кассы, платящие ежегодный взнос в размере 5 рублей. Те, кто не принадлежал к участникам кассы, могли получать пособия, не превышающие 200 рублей в год на человека. Кроме того, предусматривались ежемесячные пенсии вдовам и сиротам умерших садовников, которые назначались специально избранным Советом в составе 7 человек. Такие же вспомогательные кассы возникли практически во всех крупных городах России.
К концу XIX столетия садоводство приобрело в России невиданный до того размах. Императорское Российское Общество садоводства имело 30 своих отделов и 10 самостоятельных обществ садоводства и плодоводства в разных губерниях страны. В одной только Таврической губернии, помимо Ялтинского общества садоводов и виноделов, было 4 таких отдела – Феодосийский, Симферопольский, Карасубазарский и Бахчисарайский.
Повсеместно возникли новые газеты и журналы, публикующие материалы о жизни крестьянства, обучающие население приемам интенсивного ведения хозяйства, новым садовым и плодовым культурам, правилам агротехники, азам ботаники. Огромную роль играли такие периодические издания в деле налаживания контактов и партнерских соглашений с торговлей, производителями. Здесь печатались анонсы предстоящих выставок, правительственные акты, регламентирующие деятельность садовых хозяйств и объединений. Чаще всего редакции этих изданий ориентировались на популярные темы, обходя стороной научную сторону садоводства и огородничества.
В 1898 году по инициативе Южно-Русского Общества акклиматизации в Харькове была устроена для детей начальных школ грандиозная прогулка за город под названием «праздника древонасаждений». Вестник ИРОС писал: «Судя по газетным известиям о программе этого праздника, можно с уверенностью сказать, что цель праздника, которую преследовали его устроители, - доставление детям развлечения, - удалась вполне. Блестящие, разноцветные значки и флаги, которыми были наделены эти маленькие виновники торжества, их шумное шествие с музыкой по улицам города под взглядом любопытной толпы, провожавшей далеко их за город, до цели прогулки, свежий воздух и яркая зелень, на которой они очутились, - все это вместе взятое не могло не подействовать на восприимчивую детскую натуру. Вполне вероятно, что дети веселились от души и хоть усталые, но гордые – настоящие герои дня – неохотно возвращались с зеленеющих полей в свои душные жилища. Надо полагать, что всякий из них унес с собой отрадное воспоминание о проведенном дне» [53].
На следующий год это начинание (заимствованное, кстати, из США) было подхвачено в Петербурге. В марте несколько тысяч петербургских школьников, сопровождаемых воспитателями, ездили в Сестрорецк, где собственноручно сажали молодые деревца на специально отведенном для этого участке. В 1900-м году такие мероприятия прошли в Екатеринославе, Чернигове, Нежине, Ашхабаде, Херсоне, Одессе, Ростове, Москве и других городах. Обеспечение детей посадочным материалом и выделение территорий для посадок взяли на себя региональные общества садоводства, а в некоторых местах – градоначальники и энтузиасты-садоводы. Желающих посадить дерево оказывалось так много, что иногда приходилось ограничивать число участников праздников древонасаждения.
Начало XX века охарактеризовалось также повальным увлечением дачами и загородными усадьбами. Вот что пишет историк и увлеченный садовод из Петербурга Светлана Воронина: «В это время началась массовая продажа под дачные участки земель, ранее принадлежавших Дворцовому управлению или крупным землевладельцам. Размеры наделов были различные, но если пересчитать сажени на сотки, то получается, что, как правило, участки были от 20 соток (20 соток – редко). Существовало некое социальное разделение по разным направлениям железной дороги. Здесь я хочу отослать интересующихся к книге Столпянского "Дачные окрестности Петрограда" 1923 года издания, она есть в Публичной библиотеке. В этой книге можно прочитать, лица какого сословия селились, соответственно, по направлениям Варшавской, Николаевской и Финляндской железных дорог. К этому времени в России уже образовался средний класс – инженеры, врачи, адвокаты, служащие различных акционерных предприятий, люди образованные, много путешествующие и обладающие относительно новым для российской ментальности качеством - индивидуализмом, столь необходимым для создания своего сада. Именно тогда возникло убеждение, что сад можно создавать не по придуманным кем-то правилам, а в соответствии с собственным пониманием прекрасного…» [54].
В этот же период началось массовое освоение Южного берега Крыма и Черноморского побережья Кавказа. В районе Сочи появились многочисленные дачи московского купечества и интеллигенции:
- дача Евгения Васильевича Павлова - тайного советника, доктора медицины, хирурга, профессора;
- усадьба великих князей Константина Константиновича и Дмитрия Константиновича;
- дача Николая Саввича Абазы - доктора медицины, члена Госсовета, начальника
управления по делам печати;
- дача Григория Александровича Крестовникова - председателя Московского биржевого
комитета, председателя совета Московского купеческого банка;
- дача Федора Никифоровича Плевако - видного адвоката, судебного оратора;
- усадьба Дмитрия Сергеевича Шереметева - графа, флигель-адьютанта;
- дачи предпринимателей Аристова, Шипова и других.
Не отставали и землевладельцы средней полосы России. В Черниговской, Киевской, Полтавской, Курской, Пензенской, Тамбовской и других губерниях, как грибы, вырастали новые усадьбы и летние дачи. Все это огромное число дачных садов требовало новых рабочих рук, невообразимого числа растений, удобрений, строительных материалов, питомников, теплиц и прочего.
В то же время существовало множество проблем внутри самой отрасли, которые поднимались членами обществ садоводства в разных городах империи. В первую очередь ботаников, ученых и руководителей садового дела волновал вопрос слабой активности крестьянского населения в деле разведения садов. Ни дачники, ни владельцы имений, лесов и виноградников не составляли основную массу населения, а на селе даже плодовое садоводство было скорее исключением, чем правилом. Несколько училищ садоводства, выпускающие по десятку садовников в год, не покрывали и одного процента потребности в них на всей необъятной территории России от Варшавы до Маньчжурии. Низшие садовые школы, которых на 1896 год насчитывалось тринадцать на всю Россию, выпускали ежегодно около 100 человек садовых рабочих. Вестник Императорского Российского Общества Садоводства писал:
«Общее отношение русской публики к делу садоводства еще далеко не установилось так, как бы надлежало: некоторые видят в нем забаву, чуть не игрушку; другие преследуют исключительно промышленные цели; очень немногие занимаются им как спортом; все же остальные, т.е. громадное большинство, относятся к садам и огородам совершенно безразлично» [55].
«Те прекрасные плоды, гигантские овощи и проч., которыми мы восхищаемся на всероссийских выставках – могут ли они служить выражением развития соответствующих производств в России? Конечно, нет. Самый важный русский землевладелец – крестьянин, если не считать исключительных случаев, никогда ничего подобного не видал и ни о чем таком не слыхал. Что же касается помещиков, то большинство их, если и попадает когда на такие выставки, то относится к экспонатам не иначе, как к чудной заморской диковине» [56].
В связи с этим был намечен ряд мер, которые, по мнению теоретиков садоводства и земских деятелей, должны были популяризировать идеи садоводства и огородничества в крестьянской среде. В первую очередь требовалось внедрение в крестьянскую среду сельскохозяйственных и садоводческих знаний, поскольку именно грамотность населения в этом деле могла бы сдвинуть дело с мертвой точки. Одним из таких нововведений явилось учреждение школьных садов.
В 90-х годах сельские начальные школы, называемые народными, стали наделяться участками земли для разведения школьных садов и огородов. В школьные программы были введены обязательные практические занятия для учеников в этих садах, что расширяло их знания о передовых приемах в сельском хозяйстве, о средствах механизации, о плодоводстве и огородничестве, болезнях растений и средствах борьбы с вредителями. При этом учащимся разрешалось все выращенные продукты на школьных садах использовать для внутренних нужд. Однако, несмотря на очевидную пользу таких школ, системное развитие эта идея не получила, хотя в отдельных случаях имелись положительные примеры.
Другим нововведением явилось учреждение бесплатных воскресных курсов садоводства для молодых людей, находящихся на обучении в частных садовых заведениях. Инициатором таких курсов стало Российское Общество Садоводства в Петербурге. Цель – дать возможность будущим садоводам получить дополнительное самообразование. На воскресных курсах преподавались такие предметы, как русский язык и письмо, чтение и письмо латинских названий растений, общие понятия о жизни растений и основаниях их культуры, рисование в применении к садоводству, устройство оранжерей и теплиц, систематика растений [57]. К слову, курсы садоводства существовали и для народных учителей при подведомственных Департаменту Земледелия садовых учреждениях и сельскохозяйственных школах. Первые такие курсы открылись в 1889 году [58].
Следующий шаг – введение должностей агронома и разъездного садовника-инструктора в уездных и губернских земствах. Правда, надо отметить, что наиболее активная деятельность этих инструкторов развернулась позднее, перед самой мировой войной. Приведем два примера – по Курской и Пензенской губерниям.
В уездный город Старый Оскол (Курской губернии) в 1911 году был прислан инструктор по садоводству, и земство выделило ему в помощь еще 3 человек. За 1912-1913 гг. в 50-ти селениях были прочитаны лекции, выдавались советы, по его рекомендациям на сельскохозяйственные курсы в Курск было послано 7 крестьян. Инструктор по садоводству посетил 37 частновладельческих и 58 крестьянских садов, заложил 9 показательных, 6 при школах и 12 при хуторах, посадил 328 корней, произвел обрезку, опрыскивание и окуривание плодовых деревьев. С помощью организованной им артели он помогал в культурной обработке садов, выписал, посеял и распространил семена новых огородных культур. Кроме того занимался вопросами селекции и отобрал ряд прекрасных местных экспонатов для юбилейной выставки в Санкт-Петербурге [59].
«С 1 по 7 ноября 1911 года в селе Оленевка Пензенской губернии, при местном сельскохозяйственном обществе велись краткосрочные курсы по садоводству, огородничеству и по специальной культуре возделывания конопли. Лекции на курсах читались утром и вечером инструкторами по садоводству и коноплеводству. Чтения сопровождались наглядными объяснениями. Слушателям показывались плодовые деревья, по которым они учились, как следует обрезать крону, корни при посадках и пересадках, как ухаживать за деревьями. Кроме этого, при помощи волшебного фонаря демонстрировались вредные насекомые для садов и огородов, давались сведения, как и из чего составлять средства для уничтожения этих вредителей. По мере надобностей производились практические экскурсии, в ходе которых показывалась пересадка старых яблонь, обрезка корней и кроны, осматривались яблоневые и ягодные питомники. Постоянных слушателей было около 35 человек, преимущественно крестьяне сел Солонцовка, Оленевка и деревень Марьевка, Колюрановка и др.» [60].
По-прежнему большое внимание в печати и на практике уделялось устройству учебных заведений по садоводству, причем впервые на съезде садоводов в 1899 году в Петербурге обсуждался вопрос об учреждении женских сельскохозяйственных учебных учреждений и преподавания специальных курсов садоводства в женских институтах и гимназиях. Первая женская частная школа была основана в 1883 году в имении Зозулинцы Киевской губернии Бердичевского уезда [61]. Основательница школы – владелица имения Мария Николаевна Мариуц-Гринева. В школе преподавались огородничество и цветоводство, скотоводство, молочное хозяйство, птицеводство, пчеловодство, рыболовство и т.д. Школа пользовалась субсидией от Министерства земледелия в размере 1500 рублей ежегодно. Такие же школы были учреждены баронессой А.И.Будберг в ее имении «Мурованный-Понемунь» (Ковенская губерния, Поневежский уезд), Преображенская женская сельскохозяйственная школа в Глуховском уезде Черниговской губернии (Неплюев) и другие. В 1897 году княгиня Мария Александровна Урусова основала первую женскую школу садоводства в своем имении Верхове Новгородской губернии.
Острейшей проблемой в конце 90-х годов, и особенно в начале двадцатого столетия, стал вопрос трудоустройства садовников. Заслуженный специалист П.Н.Штейнберг с грустью замечал: «…При общем, весьма чувствительном недостатке сельскохозяйственных учебных заведений, многие из окончивших курс избирают совершенно противоположное поприще деятельности. Посмотрите юбилейную брошюрку Уманского училища, к ней приложены списки всех, окончивших курс, и что же? Многие сидят без места, потому что нет подходящих занятий, несколько человек избрали чиновничью карьеру, некоторые военную. С одним из офицеров, окончивших курс Уманского училища, я имел случай разговаривать, и он прямо заявил, что пришлось бы очень долго ждать определенного положения, а потому он и решил избрать военную карьеру, пройдя после окончания Уманского училища юнкерское» [62].
Очень часто, по своему желанию или по воле землевладельца, садовники оказывались без работы. Таких садовников со временем становилось все больше и больше. В связи с этим в 1905 году сначала в Петербурге, а затем и в губернских обществах садоводства, возникли «Бюро для рекомендации садовников». Названия отличались, но суть была одна: организовать возможность обмена информацией по вопросу найма садовников. Более всего для этих целей, как показала практика, оказались полезными частные объявления в специальных садовых газетах и журналах.
Анализируя огромное число подобных объявлений, можно указать несколько закономерностей. Требования, предъявляемые к садовникам владельцами садов и усадеб, были в большинстве случаев чрезвычайно высоки, а обещанное жалованье – низким. Мало того, многие помещики специально указывали в своих объявлениях, что на работу требуются садовники холостые, а если женатые, то без детей. Если садовник старше 40 лет, его шансы на трудоустройство были мизерны. Иногда помещики специально указывали, что требуются здоровые, крепкие молодые люди. Такие уточнения, как правило, указывали на то, что помещик сам будет руководить садовыми работами, а нанимаемый садовник будет в роли простого рабочего.
Вообще, предпочтения отдавались «практикам», нежели «ученым садовникам». Помещики «лучше знали», как сажать, что делать в саду и когда. Для разбивки новых садов или закладки парков специалисты требовались чрезвычайно редко, а если таковые и нужны, то немецкие садовники почти всегда были впереди русских.
Подавляющее большинство объявлений – это предложения самих садовников. Чтобы дать читателю возможность окунуться в мир взаимоотношений садовников и их нанимателей, предлагаем образцы объявлений, выписанные из разных источников разных лет.
«Садовник желает получить место и преподавателя предметов. Имеет аттестаты об окончания училища и школы садоводства. Холост. Адрес в редакции газеты «Русское Садоводство».
«Садовник-практик желает поступить на место; знает оранжерейное и воздушное садоводство и плодоводство; имеет свидетельство о службе; холост, 22-х лет; согласен в отъезд. Адрес: ст. Екатериновка, Саратовской губ., контора начальника 7-й дистанции. Ивану Ивановичу Васину».
«Садовник-пчеловод, кончивший Пензенское училище, с 12-летней практикой, ищет места, семейный, 32-х лет»
«Садовник-практик с 20-летней практикой, знающий плодоводство, огородничество, цветоводство и культуру ананасов, ищет место. Семейный, 33 лет. Адрес: Карпу Гладковскому, Новомир город, Херсонской губернии, Елисаветградского уезда».
«Садовник, знающий плодоводство и виноградарство, ищет место. Адрес: Фоме Павловичу Караманову, ст. Абинская, Кубанской области, Темрюкского отдела».
«Садовник, знающий плодоводство, огородничество, виноградарство и немного знаком с цветоводством, кончивший курс Гнединской Сельскохозяйственной Школы в 1903 г. Адрес: Гуляйпольская пч. ст., Екатеринославской губернии, Александровского уезда, село Федоровка, Григорию Филю».
«Садовник, знающий плодоводство, цветоводство, пчеловодство и виноградарство, ищет место. Адрес: В.М.Сироте, Геленджик, Черноморской губернии, имение Сидорино».
«Садовник, знающий плодоводство, цветоводство и виноградарство – холост, 25 лет, имеет рекомендации, ищет место. Адрес: г. Сочи, Черноморской губ., А.Негрееву».
«Садовник со специальным образованием, с двадцатилетней практикой, желает переменить место – холост. Жалованье не менее 400 рублей, на всем готовом. Адрес: город Сочи, Черноморской губернии, имение барона Рауш фон Траубенберга, садовнику М.А.Шонюшко».
«Садовник, знающий хорошо плодоводство и другие отрасли садоводства, желает получить место в промышленном садоводстве или временных занятий по разбивке и устройству новых садов».
«Садовник-практик, служивший в торговых фирмах и на частных местах более 12 лет, ищет места на выезде».
«Окончивший в 1902 г. курс Пензенского училища садоводства, ищет место учителя садоводства или садовника, на жалованье не менее 30 руб., или же 25 руб. с готовым столом, квартирой и т.д. Практиковался в садоводствах побережья Черного моря, в Гудауте и в Чаквинском удельном имении близ Батума. Адрес: Почтовая станция Головинщина, Пензенской губернии, Г.И.Коршунову».
«Окончивший Борзенскую школу садоводства, огородничества и пчеловодства, ищет места. Был год на практике в Полтавской губернии в промышленных плодовых питомниках; служил год старшим садовником при большом саде, имеет аттестат. Жалованье по соглашению. Адрес: г. Борзна, Черниговской губернии, П.И.Кошику».
«Садовод-плодовод-огородник-цветовод, средних лет, бездетный, с долголетней практикой, ищет места. Учился в садовом заведении Ю.Шмидта в Гродне, у Ф.Бардэ, В.Диля и У.Ульрих в Варшаве; имеет аттестаты о своей практической деятельности. Жалованье – от 50 рублей в месяц. Адрес: город Одесса, Новая ул., № 10, кв. 21, П.Мизеру».
«Опытный обученный садовник, окончивший курсы в Екатеринославской школе садоводства, огородничества и виноградарства (в 1895 г.) и в Пензенском училище садоводства (в 1898 г.), практиковавший в лучших русских садоводствах и служащий ныне управляющим и главным садовником в С.-Петербургских садоводствах Е.А.Беклемишева, желает переменить место. На выставках получил 1 золотую, 2 серебряных, 2 бронзовых медали и 12 похвальных листов за развитие и успехи садоводства. Адрес: С-Петербург, Шлиссельбургский пр., дом № 89, б. садоводства Беклемишева, управляющему и главному садовнику Кузубу».
«Нужен садовник с образованием или без него, но опытный практик для ухода за плодовым садом в 2000 корней. Жалованье 25 рублей в месяц и квартира-особняк. Сад находится при усадьбе Тульской губернии».
«Нужен садовник, специально знающий плодоводство и пчеловодство, для фруктового сада в Крыму, при станции Бельбек. Женатый, с небольшой семьей, трезвый, опытный практик, на жалованье от 400 до 500 руб. в год, при готовой квартире».
«Нужен садовник, специалист по плодоводству, знакомый вполне с уходом за плодовым питомником и садом по методу Н.Гоше для промышленного садового заведения. Желателен садовник женатый. Жалованье на первый год от 200-300 рублей с ежегодной прибавкой до 50 руб., на всем готовом. Жена садовника за отдельное вознаграждение может управлять кухней для рабочих. Там же нужны 2 помощника садовника (окулировщики) на июнь, июль и август на жалованье 15-20 руб. в месяц. Проезд в оба конца за счет нанимателя».
«Нужен садовник на дачу под Ростовом, на жалованье 40 руб. в месяц при готовой квартире, отоплении и освещении».
«Нужен садовник для промышленного дела в 15 верстах от Ростова, знающий плодоводство и уход за парниками, на жалованье до 40 руб. в месяц при готовой квартире и отоплении».
«Ищу в Оренбургскую губернию опытного садовника, знающего больше огородничество, грамотного, трезвого. Жалованье при готовой квартире, отоплении и освещении 30 руб. летом, а зимою 20 руб.».
«Требуется садовник-рабочий, бездетный, на жалованье в летние и весенние месяцы по 25 руб., зимою 20 руб. Без аттестатов не приходить!».
Надо сказать, что положение русских садовников в помещичьих усадьбах в начале XX века мало изменилось по сравнению с серединой XIX столетия. То же самодурство хозяев, тот же набор всевозможных поручений, никак не связанных с садоводством, та же прижимистость владельцев усадеб и дач в вопросах покупки удобрений, новых саженцев, средств борьбы с вредителями. Садовод А.И. Мальта, выступая на общем собрании Российского Общества Садоводства 19 февраля 1905 года, говорил:
«Садоводство не есть только ремесло, а представляет собою, в большей части своего объема, искусство, как, например, формовое плодоводство, ландшафтное садоводство и т.п. Но всякий простой ремесленник лучше обеспечен материально, чем большинство садовников. Даже фабричные рабочие, работая не более 10 часов в сутки, имея свободными праздничные дни, имея даровые школы для своих детей и будучи хотя до некоторой степени обеспеченными на случай инвалидности и болезни, находятся в лучших условиях, чем садовники, работающие часто по 16 и более часов в сутки, не имеющие праздников, и ничем не обеспеченные на случай инвалидности и болезни. А между тем садовнику нужно иметь железное здоровье, так как редко в другой какой-либо профессии люди подвергаются таким резким колебаниям температуры, как в садовой.
Чтобы сделаться так называемым «ученым садовником», то есть окончить курс в школе садоводства, нужно потратить 8-10 и более лет жизни на учение и израсходовать не менее 400-600 рублей денег.
К такому садовнику предъявляются громадные требования, каким вряд ли может удовлетворить и человек с высшим сельскохозяйственным образованием. От него требуют, чтобы он был не только мастер своего дела, но был бы, кроме того, и ботаником, энтомологом, фитопатологом и т.п.
<…> Садовники не уживаются в имениях, и помещики меняют их «тысячами». Частая смена садовников отражается на деле крайне убыточно. Каждый новый садовник, поступив на место, старается прежде всего переделать по-своему все то, что было сделано его предшественником, так как в большинстве имений нет точного, выработанного при участии владельца имения организационного плана садового хозяйства» [63].
Справедливости ради нужно осветить и другую сторону вопроса. На рубеже столетий появилась бесчисленная армия полуграмотных садовников, вызывающая справедливые нарекания помещиков. Конечно, в большинстве своем сами садовладельцы не блистали порядочностью по отношению к прислуге и работникам, но факт остается фактом: в помещичьих усадьбах расплодилось целое поколение садовников, имеющих к настоящему садоводству очень отдаленное отношение. В чем же причины такого явления? Для ответа вновь обратимся к публикациям того времени. Некий аноним-садовод в статье «Наши сады, садовладельцы и садовники» (журнал «Садовод», 1905, № 2-4) развернул целую панораму истории и состояния помещичьих и дачных садов России, где подробно исследовал вышеназванную проблему. Вот некоторые выдержки из этой статьи.
«Садовников у нас теперь хоть отбавляй, но много есть званых, а мало избранных. Более серьезные посты у нас по-прежнему занимают иностранцы; земства в качестве инструкторов по садоводству предпочитатют тех же эмигрантов, городские магистраты – тоже. На железных дорогах – даже казенных – преобладают немцы и чехи, в наших курортах в Крыму и на Кавказе – чехи, в крупных коммерческих заведениях мы занимаем только второ- и третьестепенные посты. Спрашивается, что же делают и куда деваются наши? На этот вопрос отвечает нам отчасти Г.Н.Полевицкий в «Плодоводстве» (№ 4, 1904 г.) следующим образом: «Говорят, что большая часть их поступает на разные должности, не имеющие никакого отношения к садоводству». О причинах такого явления мы поговорим ниже, а пока, да будет мне позволено поделиться с читателем собственными наблюдениями за последнее десятилетие.
Почти каждый заведующий школою имеет свой круг «хороших знакомых» садовладельцев, которых и наделяет своими, окончившими курс, воспитанниками. Их принимают часто из одной только вежливости, чтобы не портить хороших отношений. Но эти «окончившие» обладатели дипломов оказываются сплошь и рядом плохими практиками и на местах не уживаются.
После непродолжительной деятельности всплывают на свет Божий все их недостатки, и их под каким-нибудь благовидным предлогом «сплавляют». На следующих местах повторяются те же истории в разных вариациях, пока, наконец, их нигде не принимают, или пока они сами не убеждаются в своей неспособности. У молодых людей с призванием, у садовников-самородков только тогда совершается жизненный переворот: они перестают хорохориться, прячут подальше свои дипломы, снимают свои значки и блестящие пуговицы и поступают в садовые заведения как подмастерья, или просто как рабочие. Таких блудных сынов было у меня несколько человек, и они добились весьма солидных положений. Ремесленники же и аферисты очень скоро изменяют садоводству и переходят обыкновенно к «письменной части», а оттуда нередко в армию героев Максима Горького.
В 1903 году я видел окончившего Н-скую «школу садоводства», человека зрелых лет, имеющего – надо полагать – уже некоторую практику. Он оказался в питомнике совершенным невежей, так что над ним смеялись простые рабочие. В парниках он не сумел вырастить положительно никаких овощей, ни зелени даже ко дню Св. Троицы. <…> За зиму он погубил весь имеющийся запас ананасов, начиная с плодоносных и кончая детками, всего до тысячи экземпляров стоимостью до 2000 рублей. От позора и ответственности его спасла мобилизация, и его заменил такой же гусь, хотя и молоде его. Это оказался декадент чистейшей воды, и его «деятельность» началась в апреле в питомнике. Двухлетние кронистые яблони он почему-то преобразовал в длинные кнутовища, и то не десяток-другой, а целые тысячи! Прошлогоднюю окулировку (растущий глазок) он все лето не подвязывал, дичь не обрезал и таким образом превратил добрых 30 000 привитых дичков в никуда негодный хворост. О парниковых культурах – никакого понятия, а тропические растения все лето держал в герметически запертых оранжереях.
<…> Таких и тому подобных иллюстраций я мог бы приветси еще много, но пока довольно. Все это доказывает, что школа современного типа дает нам только, с грехом пополам, теоретически подготовленных людей, но отнюдь не садовников, способных к самостоятельной деятельности. Школа – это фундамент, да и то не всегда прочный, а садовника должна вышколить жизнь, не стесняясь сроками. Для того, чтобы быть садовником, недостаточно просидеть 2-4 года на школьной скамье, а нужна многолетняя практика…» [64].
Далее автор приводит еще более яркие примеры. Они для нас важны тем, что в них не только говорится о жизни прислуги в помещичьей усадьбе, но передано общее настроение в обществе перед революцией 1905 года. В частности, комментируя статью Г.Н.Полевицкого «Садоводство в Екатеринославском уезде», где автор сетует на общую неграмотность садовников, наш аноним, скрышийся под псевдонимом «Крапива», анализирует ситуацию в деталях.
«…Многоуважаемый коллега приходит к выводу, что преобладающую роль в Екатеринославском уезде играют неграмотные самоучки. От себя скажу, что деятельность и влияние этого типа не ограничивается только этим уездом, а охватывает всю Россию. Они везде. Где плодожорка, фусикладиум, Антонов огонь и рак, где яблоневая тля и боярышница – там свил себе гнезда также двуногий паразит садового организма.
Он обыкновенно местный крестьянин, воспитанник Держиморды, «свой человек». У него свое хозяйство, усадьба, лошадь, корова и пр., и его усадьба часто граничит с барскою, опираясь на забор сада. Ему платят 8-12 рублей в месяц и дают отсыпную провизию, но при выдаче последней, ключник обычно зажмуривает глаза…Он большую часть времени проводит у себя дома и иногда, во время самой кипучей работы, удаляется восвояси. Направляясь к заветному забору, он поручает «дело» Ивану, Федьке или Прасковье, внушая многозначительно: «Ты ж у меня смотри!», отлично зная, что в случае контроля со стороны владельца или администрации его предупредят условленным сигналом, или найдут оправдание его отлучки.
Рабочих он набирает только «своих» родственников, не исключая своих же детей и жены. Табельщик – тоже свой человек – ставит свои «палочки» в книге под диктовку садовника. В саду в кустах, или в отдаленной оранжерее справляются иногда грандиозные попойки служащих, причем роль хозяина играет садовник, заботясь о разведочной службе и ставя часовых. Наш серый народ на такие штуки мастер, надует любого интеллигента, и добряк-владелец, выходящий не ранее 10-12 часов, никаких следов совершившихся проделок не найдет, все шито и крыто. Садовник, получивший условленный сигнал, уже его поджидает с шапкою в руке и на заданные вопросы отвечает: «слушаю-с», «никак нет» или «точно так». Иметь свое мнение ему не полагается, а рассуждать – значило бы рисковать насиженным местом.
При отсутствии владельца роль барина принадлежит управителю. Если это просвещенный агроном, то еще так-сяк, но вышедший из лакеев-наушников управлящий – это настоящая гроза для садовника, грознее самой грозы и любого владельца. Садовник часто в интимном кругу вздыхает: «Эх, не дай Бог из Ивана пана», но, тем не менее, старается всячески угодить ему и его «присным». Первый огурец из парника – ему, первые персики и вообще все результаты парниковых и тепличных выгонок – ему же, а остатки – владельцам. «Чего их баловать?».
За управляющим следуют бухгалтер, конторщик, механик, фельдшер, батюшка, диякон и много приживалок и прихлебателей. Каждый из них получает свою долю из сада, и все это обыкновенно контрабандою, благодаря пронырливости и смекалке нашего самоучки. Случается, что приехавшая на лето «барыня» преисправно покупает свои ягоды для варенья на базаре, а также огурцы и прочее для солки. Конечно, садовнику за это «перепадает на чай», но он свой человек, и его всегда сумеют «выгородить». Бывает – разведет небольшой питомник и вместо того, чтобы подсаживать барский, пропадающий сад, он разводит сады и садики прихлебателям, ведь все это свои люди, и рука руку моет. Тому даст парочку яблонь, тому – десяток и два, а кому и больше. Если же владелец настаивает на разведении собственного сада, то обыкновенно приходится деревья выписывать. Иногда посылают садовника, и он, объехав ближайшие питомники, покупает только там, где ему дают побольше «на чай», значит, где товар похуже. В годовом отчете, в графе «расход по саду» все эти дела и делишки выражаются в очень внушительных цифрах, и садовладелец, сравнивая их с ничтожным «приходом», поневоле ругает сад и садовника и открещивается от прогрессивных начинаний.
Теперь несколько слов о вознаграждении. Материальное положение провинциальных садовников очень незавидное. В коммерческих заведениях, где наши труды сейчас же превращаются в звонкую монету, там знают цену нашему брату и платят сносно, по заслугам. Но в провинции садовое хозяйство, как мы только что видели, так скверно организовано и находится в таких допотопных условиях, что мало кто осведомлен о его выгодности. В экономиях считается по саду один только расход, причем каждый воз соломы, дров или навоза ценятся чуть ли не на вес золота. В «приход» же попадают только наличные деньги, вырученные, например, от продажи урожая яблок. Всё, что дает сад натурою, все эти кучи фруктов, эти вороха овощей и зелени, эти груды цветов и прочее, - все это поедается, берется и истребляется без всякой оценки и нигде не учитывается! Поэтому никто не знает цену своему саду и садовнику, и поэтому смотрит на последнего, как на неизбежное зло, как на лишнего нахлебника, оплачивая его труды согласно этому взгляду» [65] .
Напоследок еще один отрывок из этой же пространной статьи, теперь уже в защиту садовника. Заметим, что речь идет о нарождающихся в начале XX века товариществах и кооперативных обществах, где также работали садовники по найму.
«Старинное дворянское гнездо на берегу р. Донца, перешедшее в 70-х годах к богатому московскому товариществу. В нем находится управление из десяти имений, принадлежащих тем же миллионерам, и здесь железною десницей царствует баловень судьбы, феодал и деспот, истый мандарин. Служащим не служба, а сплошная масленица. Их квартиры – это дачи с садиками, беседками, цветниками, телефоном и электрическим освещением. Крупные оклады, страхование, клуб, театр, оркестры, доктор и больница с аптекой, прекрасная школа. Все живут припеваючи и при случае наживают солидные состояньица. Конечно, здесь и сад с тенистым парком и массою цветников, великолепный фруктовый сад, множество парников, оранжерея, виноградник, культура персиков, целая десятина спаржи, большие огороды и прочее.
Садовник, как редкое исключение, грамотный, непьющий и очень дельный русский человек, но бездомный и безземельный крестьянин. Все вышеперечисленные блага земные к нему не относятся, ибо он находится на особом положении, представляя из себя какого-то отверженного пария, последнего из последних. Все служащие, начиная с «мандарина» и кончая конторским сторожем, составляют его начальство, и все его «тычут». Всех их до тридцати семейств, и всех он снабжает фруктами, овощами, зеленью, обсаживает их садики, заготовляет для них впрок капусту, солит на зиму огурцы для каждого отдельно. У него иногда уже на Новый год цветут гиацинты и прочее, на Пасху есть молодой картофель, огурцы, редис, салат и тому подобное, к Троице он подает великолепные арбузы, вороха спаржи. У него двое парней в виде годовых рабочих, но поденные рабочие ему даются в зависимости от личного усмотрения «сильных мира сего», или от минутного расположения духа мандаринского.
Чем-нибудь расстроенный мандарин обыкновенно идет «отвести душу» в сад и, натыкаясь там на полдесятка рабочих, сейчас же завопит: «А подать мне садовника!». Является дрожащий от страха труженик с шапкою в руке, и начинается: «Ты спишь, лодырничаешь, а только знаешь, что поденных нанимаешь. Вон! Чтобы их не было! А то я тебя, негодяя, в 24 часа выгоню!». - «Слушаю-с». Бабы уходят, прячутся где-нибудь в кустах и, выспавшись до идиотизма, идут в контору записываться, точно проведя весь день на работе. Садовник же в это время надрывается с двумя сроковыми мальчуганами, но справиться со срочными работами и удовлетворить многочисленное начальство он все-таки не может, это немыслимо. И вот бедняга, чтобы не лишиться крова и куска хлеба, прибегает к содействию своей семьи, то есть жены и троих детей в возрасте от 5 до 12 лет (в семье он сам седьмой), пока начальство не умилостивится и не даст ему опять несколько душ рабочих. И получает он за свой каторжный труд 144 рубля в год и какую-то жалкую провизию» [66].
Мы опускаем огромный пласт статей и материалов, касающихся качества образования в училищах садоводства и низших сельскохозяйственных школах. Кто только не писал на эту тему! Именно в качестве обучения многие теоретики видели неудовлетворительные примеры массового появления садовников-недоучек, что сделалось бичом всего садоводства России. Это была, действительно, одна из причин слабого развития садоводства, как в крестьянской среде, так и в дворянских и помещичьих усадьбах.
Понятно, что садоводы-практики, выходящие из стен низших школ после 2-3-х лет обучения, не обладали нужным запасом знаний. Однако такая же участь ожидала и воспитанников средних училищ. Приведем лишь один пример. В архиве Никитского сада, как мы уже говорили, находятся сведения о выпускниках Никитского училища садоводства и виноделия. В папке, датируемой 1906 годом, есть одно письмо, которое по своей откровенности и яркости языка выделяется из общей массы формально заполненных анкет. Автор его - Иван Иовлевич Крикун, казак Кубанской области, выпускник Никитского училища садоводства 1890 года. Анкета послана в феврале 1897 г. В особых примечаниях он писал:
«Из Никитского училища я вышел с самым незначительным запасом знаний, потому что в то время, кажется, предполагали, что достаточно уже, что ученик живет в учебном саду, что знания там напояют воздух и вместе с ним вдыхаются и усваиваются. Строго наблюдалось, чтобы ученики собирались на работы непременно со звонком и работали неуклонно до звонка, заботились о том, чтобы возвращались со звонком, а не с знаниями. Бездна времени тратилась на «цапание», очистку дорог, прополку и очень мало на полезные специальные работы. Я за почти 6-летнее пребывание в училище сделал всего 5-6 прививок и вышел, не усвовив этой операции, и никто этого не знал. В помологии мы ограничивались тем, что зазубрили по книге 2-3 страницы, а на практике не могли отличить ни одного сорта. Подрезка деревьев усваивалась так, что только самый легкомысленно храбрый мог, подойдя к дереву, немедленно начать работу, а большинству нужно предварительно погрузиться в бесконечную задумчивость. Когда я, по своей обязанности запасного учителя-садовода, должен был заняться устройством школьных садов и столкнулся лицом к лицу с живым делом, я ужаснулся своему невежеству. Неумение разбить сад, выбрать доброкачественные деревья – не говоря уже о сортах по климату и почве – неумение произвести самого элементарного анализа почвы, и дальше неумение и незнание без конца…
Хотя эту штуку со мной сыграла не одна неправильная постановка в училище учебного дела, но и моя выдающаяся непрактичность, тем не менее, я замечал, что и большинство моих товарищей берут не знаниями, а смелостью.
Перечень пробелов нужно дополнить моим неумением различать болезни и врагов, что на деле совсем не практиковлось в училище, а вызубривалось по книгам. Из ботаники проходили самые незначительные обрывки.
Не обращалось внимания на то, что подросток или юноша не сознает важности учебного периода своей жизни, не знает того, что впоследствии, может быть, будет проклинать себя за каждый даром потраченный час, что каждый миг, каждый шаг жизни требует знаний и знаний. Не старались заинтересовать делом и строго и ежечасно контролировать накопляемый запас знаний.
Очень жалею, что не совсем деликатно выразил свои сетования, но из-за плохой постановки преподавания в Никитском училище я должен оставить место учителя-садовода (велит совесть) и стать только учителем» [67].
Итак, кто же он, русский садовник? Подведем предварительные итоги. На наш взгляд, вся масса садовников, старших садовников, их помощников, подмастерьев и прочего люда, имеющего отношение к практическому садоводству, во все времена была неоднородна, многолика. Можно, пожалуй, выделить несколько градаций русского садовника. По степени «учености» их можно разделить на три неравные группы.
Самой многочисленной является группа садовников, в которую входят выпускники низших сельскохозяйственных школ и подмастерья, освоившие науку садоводства частным порядком под наблюдением старших и опытных садоводов в имениях и поместьях. Как правило, они не обладали достаточным запасом знаний, а потому были, по существу, авантюристами от садоводства. К ним можно причислить и выпускников средних училищ садоводства, так и не сумевших освоить курс. Впрочем, последних было немного. Исключая отдельных бесхитростных работников, «трудяг» на земле, это были смекалистые, изворотливые мужики, готовые пойти на подлог и даже прямой обман своих хозяев, но не ради собственной корысти, а в силу тяжелых условий их труда и обязательств перед собственными детьми и семьей. Их труд оплачивался плохо, отношение хозяев к ним также несло негативный оттенок. Иногда они требовали к себе почтительного отношения, что вызывало лишь насмешки. В большинстве они были враждебно настроены против своих владельцев, а потому потенциально были готовы примкнуть к крестьянским волнениям, бунтам. Выходцы из крестьян, они мыслили так же, как их отцы и деды, поступали в соответствии с издревле сложившимся партиархальным деревенским укладом, как в быту, так и в работе. Одним словом, это были те же самые сельские мужики, но с дипломом школы или справкой владельца имения. Они тяготели к общественному способу жизни, и индивидуализм им был в тягость.
Вторая группа – это выпускники училищ садоводства, получившие хорошее место в городах или провинции, имеющие длительный опыт работы. Они могли быть обрусевшими немцами, шведами, чехами, могли быть и русскими крестьянами, и казаками, и даже дворянами. Известны, например, случаи, когда дети графов или князей поступали в Никитское училище садоводства, чтобы обучиться науке садоводства в целях лучшего управления собственными имениями. Их статус был значительно выше, чем у садовников предыдущей группы, их авторитет не вызывал сомнений, а «ученость» имела реальное подтверждение на практике. Это были, образно говоря, «интеллигенты садоводства»: неглупые, стремящиеся к самоборазованию люди, ведущие часто замкнутый образ жизни, искренне верящие в благородство и полезность своей профессии. Их мало трогали революционные и другие политические события, так как служба садоводом была для них смыслом жизни. Нередко эти садовники становились управляющими имений, агрономами и инструкторами в земствах, учителями садоводства в народных школах. Именно этот тип садовника больше привлекал писателей А.М.Горького, А.П.Чехова, И.А.Бунина.
Вот как писал А.М.Горький:
«17-й год, февраль. Брызгая грязью на стены домов, на людей, по улице мчатся с грохотом и ревом автомобили. Они туго набиты солдатами, матросами и ощетинились стальными иглами штыков, точно огромные взбесившиеся ежи. Иногда сухо щелкают выстрелы. Революция. Русский народ суетится, мечется около свободы, как будто ловит, ищет ее где-то вне себя. В Александровском саду одиноко работает садовник, человек лет пятидесяти; коренастый, неуклюжий, он спокойно сметает лист и сор с дорожек и клумб, сгребает подтаявший снег. Его, видимо, нимало не интересует бешеное движение вокруг, он как бы не слышит рев гудков, крики, песни, выстрелы, не видит красных флагов. Наблюдая за ним, я жду. когда он поднимет голову, чтоб посмотреть на людей, бегущих мимо него, на грузовики, сверкающие штыками. Но, согнувшись, он упрямо работает, точно крот, и, кажется, так же слеп.
Март. По улице, по дорожкам сада, направляясь к Народному дому, медленно шагают сотни, тысячи серых солдат, некоторые из них везут за собой на веревочках пулеметы, точно железных поросят. Это пришел из Ораниенбаума какой-то неисчислимый пулеметный полк; говорят, что людей в нем более десяти тысяч. Им некуда девать себя, они с утра бродят по городу, ищут пристанища. Обыватели боятся их, - солдаты устали, голодны и злы. Вот несколько человек уселось и разлеглось по краям большой круглой клумбы, разбросав на ней пулеметы, ружья, вещевые мешки. Не спеша, к ним подходит с метлой в руках садовник и сердито увещевает:
- Ну, где разлеглись? Тут - клумба, цветы посажены будут. Ослепли? Детское место. Вставай, уходи!
И сердитые вооруженные люди покорно сползают с клумбы.
Июль, 6-е. Солдаты, в металлических шлемах, вызванные с фронта, окружают Петропавловскую крепость; не торопясь, они идут по торцам дороги, по саду, тащат пулеметы, небрежно несут ружья. Иногда тот или другой добродушно покрикивает обывателям:
- Расходись, сейчас стрелять будут!
Горожанам хочется посмотреть сражение, они молча, крадущейся лисьей походочкой, идут по следам солдат, прячутся за деревьями и вытягивают шеи, жадно заглядывая вперед. В Александровском саду на куртинах цветут цветы, по дорожкам сада ходит садовник. Он в чистом переднике, в руках у него лопата, он покрикивает на зрителей и солдат, как на баранов:
- Куда? Куда лезешь на траву? Нет вам места по дороге?
Бородатый, железноголовый мужик в солдатской форме, держа ружье под мышкой, говорит садовнику:
- Гляди, дядя, застрелим...
- Иди знай! Застрельщик...
- Воюем, брат...
- Ты воюй, а у меня свое дело.
- Это так. Покурить - нету?
Доставая из кармана кисет, садовник громко ворчит:
- Ходите, где нельзя.
- Война!
- Мало ли что! Воевать - просто, а я тут - один! Ты вот ружье-то почистил бы, заржавлено ружье-то...
Верещит свисток, солдат, не успев закурить, бежит между деревьями, а садовник, плюнув вслед ему, кричит:
- Куда те черти понесли? Нет тебе дороги?..
Осень. Садовник ходит по аллее с лестницей на плече, с ножницами в руках, подстригает деревья. Он похудел, съежился, платье на нем висит, как парус на мачте в безветренный день. Ножницы, перекусывая голые ветки, щелкают громко, сердито.
Глядя на него, я подумал, что ни землетрясение, ни всемирный потоп не могли бы помешать этому человеку делать его дело. И если б оказалось, что трубы архангелов, возглашающих конец мира, день Страшного суда, недостаточно ярко блестят, человек этот, наверное, деловито и сурово упрекнул бы архангелов:
«Трубы-то почистили бы...» [68].
А.П.Чехов также явно симпатизирует герою своего рассказа:
«…Укладкой растений распоряжался сам садовник, Михаил Карлович, почтенный старик, с полным бритым лицом, в меховой жилетке, без сюртука. Он всё время молчал, но прислушивался к нашему разговору и ждал, не скажем ли мы чего-нибудь новенького. Это был умный, очень добрый, всеми уважаемый человек. Все почему-то считали его немцем, хотя по отцу он был швед, по матери русский и ходил в православную церковь. Он знал по-русски, по-шведски и по-немецки, много читал на этих языках, и нельзя было доставить ему большего удовольствия, как дать почитать какую-нибудь новую книжку или поговорить с ним, например, об Ибсене. Были у него слабости, но невинные; так, он называл себя старшим садовником, хотя младших не было; выражение лица у него было необыкновенно важное и надменное; он не допускал противоречий и любил, чтобы его слушали серьезно и со вниманием» [69].
Наконец, в третью группу входила «элита» садоводства – главные и старшие садовники (садовые мастера, как их часто называли) в императорских и великокняжеских парках, в больших дворянских имениях князей и графов. Природа одарила их настоящим талантом садовода. Таких специалистов были единицы, а потому они всегда были на особом счету. Государственная служба, верность своей профессии наложили на их характер черты несгимаемой веры в монархию и преданности своим покровителям. Многие из них, благодаря своей яркой индивидуальности и уникальным способностям, окончив курс Никитского или Уманского училища, продолжили образование за границей и стали впоследствии выдающимися экспериментаторами, селекционерами, теоретиками садоводства, настоящими учеными и руководителями ботанических садов и городских озеленительных хозяйств. Часть из них обратилась к коммерции, основав замечательные питомники, семенные депо и садовые заведения.
Отдельно скажем еше раз о выпускниках Никитского училища садоводства, хотя оно не являлось типичным училищем России, и было, скорее, элитным заведением. По сведениям 1889 года [70], 63 выпускника, окончивших курс в период с 1873 по 1889 год, распределялись слкдующим образом:
Служат управляющими, садовниками, виноделами
или преподавателями этих специальностей 45
Занимаются собственным хозяйством 8
Отбывают воинскую повинность 6
Оставили свою специальность и перешли
к другой деятельности 4
__________________
Итого: 63
1 августа 1914 года началась Первая мировая война, а уже 28 августа было объявлено, что все почетные и действительные члены, состоящие германскими или австрийскими подданными, исключаются из списков Императорского Российского Общества Садоводства. Немецкие садовники оказались вне закона. С тех пор об их судьбе ничего не известно. Для отрасли в целом это стало невосполнимой потерей, поскольку именно на педантичности и добросовестности немецких садовников, служивших в русских садах и парках, во многом держалось российское садоводство и плодоводство, особенно в столицах. Избежали высылки за пределы России только те немцы-садовники, которым удалось оформить российское подданство.
Вторым ударом для садоводства и сельского хозяйства в целом стала всеобщая мобилизация, под которую попадали и садоводы. Таким образом, уже осенью 1914 года многие русские сады, в особенности декоративного назначения, остались без присмотра и были обречены на гибель. Осенью 1916 года в стране была введена продразверстка, что означало введение планов обязательных продовольственных поставок зерна и других сельхозпродуктов государству.
Нехватка рабочих рук привела к необходимости привлекать для полевых работ учащихся гимназий и училищ. Демобилизованные по ранению воины также использовались в этих целях. Особое внимание уделялось заготовке овощей для нужд войск. Садовым учреждениям предписывалось расширить огородные площади, установить сушилки для сушки плодов и фруктов, а губернским и уездным комитетам – организовать сборные пункты по приему этих продуктов питания от учреждений и населения.
Уже с первых дней войны на страницах газет началась активная кампания очернения всего немецкого в России, в том числе и в сельском хозяйстве. Одной из первых появилась заметка А.И.Неверова в газете «Сельское Хозяйство» (1914, № 44) под названием «Немцы-управляющие». Автор писал:
«Увелечение всем немецким настолько проникло в наше сознание, что у нас в России трудно было получить место русскому человеку, так как всюду отдавали преимуществу немцу. Возьмем для примера наше сельское хозяйство. Наши землевладельцы, проездом через Германию, любовались показной стороной хозяйства немецкого крестьянина и, не принимая во внимание наших климатических и почвенных условий, решали завести немецкое хозяйство, для чего приглашали управляющих из немцев. И полезли к нам все конюхи, сторожа, лакеи и т.п. отбросы; их у нас принимали с распростертыми объятиями, поручали довольно крупные имения и с хвастовством говорили: «у меня управляющий немец!».
Немец тащил за собою немца, и (нисколько не фантазирую) в чисто русском имении получался уголок Германии, причем все приказания отдавались на ломаном русском языке, рабочие не понимали или притворялись непонимающими, хозяйство расползалось по всем швам.
Как только вступили такие управляющие на места, так сразу же пошла переделка русского хозяйства. Понастроили скотных дворов с цементными полами, кормушками, завели молочное хозяйство, затратили громадные средства на племенной скот и, в конце концов, на цементных полах скот простудили, скот захватил туберкулез, молока сбывать некуда было, на масло работать при тех условиях – убыток и т.д.
<…> Такой управляющий не верит ни нашим опытным станциям, ни опыту местных хозяйств, не читает местных селькохозяйственных журналов, с презрением отбрасывая все русское. Такой «управляющий», находясь у себя в Германии в должности присмотрщика, получает в свое распоряжение в России имение в несколько тысяч десятин, не зная и не умея примениться к местным условиям, климату и почве и, разорив имение, начинает разводить разговоры, что, мол, с русским рабочим нельзя ничего сделать, он и такой, и сякой, то ли дело немцы и т. д. и т. п.
И вот не один десяток лет существуют наши хозяйства, и несмотря на культурных немцев, хозяйства влачат жалкое существование, перебиваясь с хлеба на квас, продавая остатки леса для процентов в банк или запродавая хлеб еще на корню…
<…> Фабрики и заводы, по настоянию рабочих, уволили всех немецких и австрийских мастеров и инструкторов, не пора ли и наше сельское хозяйство тоже очистить от этого элемента?» [71].
Другой автор-садовод, Владислав Янковский, призывал отказаться от всего немецкого в садоводстве, в том числе и от немецких семян:
«Настоящая война открыла нам глаза и, даст Бог, поможет нам сбросить с себя немецкое экономическое ярмо. Дело это трудное, но не неосуществимое: пресса должна серьезно обсудить этот вопрос, сознательный покупатель должен требовать от продавца семян русского происхождения, а чего у него произвести нельзя – французского или английского. Продавцы, не принадлежащие к полчищам немецких авангардов, должны пойти навстречу требованиям общества, войти в тороговые сношения с французскими производителями и на своих ценниках жирным шрифтом на первой странице начертать: «немецкое произведение не держим» [72].
Легко декларировать, трудно сделать. Русское садоводство, и так не блещущее своими показателями, оказалось в совершенно запущенном состоянии. В таком положении его и застала революция 1917 года…
Далее можно рассказать о садовниках первых лет Советсвой России. Та же гвардия, частью продолжавшая работать в национализированных имениях, частью пополнившая Красную Армию, частью вынужденная идти по найму в новообразовавшиеся отделы коммунального хозяйства в городах. Организация пропаганды знаний в сельской местности, трудовых коммун, опытных хозяйств (пример Костецкого). Некоторые вынуждены метаться от одного предприятия к другому (пример Новичкова). Гонения на старорежимных садовников. Коллективизация сельского хозяйства. Образование колхозов и совхозов. Восстановление цветочных хозяйств в городах в 1930-е годы. Создание Обществ охраны природы и озеленительных специализированных хозяйств. Образование ВАСХНИЛ и ВИРа. Перекосы в садоводстве. Лысенко. Мичурин.
Война. Восстановление городских озеленительных организаций. Садовники при ЖЭКах и в строительных конторах в 1950-х годах. Советское зеленое строительство. Постепенное стирание профессии садовника в 1970-х. Полное исчезновение профессии в 1980-х годах.
Если кому-то будет интересно, пишите на сайт.
1. Табель продовольствия пищею воспитанников Училищ Садоводства 2-го разряда (Архив НБС-ННЦ. Оп. 1. Д. 221. Л. 84).
2. Циркуляр Департамент сельского хозяйства от 2 декабря 1854 года «По замечаниям на технические отчеты за 1852 и 1853 годы». (Архив НБС-ННЦ. Оп. 1. Д. 210.).
3. Ярмерштет В.К. Огородническое и садовническое население Петербурга по последней переписи. (Вестник Садоводства, Плодоводства и Огородничества. СПб., 1893. С. 562-569).
4. Устав вспомогательной кассы садовников и их семейств, учреждаемой при Императорском Российском Обществе Садоводства в С.-Петербурге. (Вестник Императорского Российского Общества Садоводства. – СПб., 1895, № 1. – С. 5-12.).
5. Клаусен Э. Садовники и училища садоводства в России. // Вестник Императорского Российского Общества Садоводства в Санкт-Петербурге.- 1882, № 4.
6. О преобразовании садовых заведений. Циркуляр Департамента Земледелия и Сельской Промышленности. – Спб., 1884
7. Белевич К.В. Об устройстве школьных хозяйств при сельских начальных училищах. // Вестник Садоводства, Плодоводства и Огородничества – СПб., 1892.
8. Открытое письмо садоводам юга России. // Вестник Садоводства, Плодоводства и Огородничества. СПб., 1911. С. 555-557.
9. Черабаев Г. Садовники-служащие. // Русское Садоводство. 1897, № 45.
10. Абрамов М. Меры к развитию отечественного садоводства и огородничества. // Русское Садоводство. М., 1896. № 2, С. 19-23; № 3, С. 35-39.
11. Новиков М.А. К вопросу о судьбе помещичьих садов, переходящих в руки кретстьян. // Прогрессивное Садоводство и Огородничество. 1909, № 40. С. 469.
12. Сельскохозяйственное образование для женщин. // Русское Садоводство. 1897, № 43.
13. Наши сады, садовладельцы и садовники. // «Садовод»,1905, № 2, 3, 4.
14. Тесля А.Е. Пути к наилучшему развитию Отечественного Садоводства. // «Садовод», 1913, № 1.
15. Пасынки Цереры. // Курское Садоводство и Огородничество. 1913, № 10.
16. Неверов А.И. Немцы-управляющие. // Газета «Сельское Хозяйство», 1914, № 44.
17. Янковский В. Немецкое засилье в нашем садоводстве. // «Садовод», 1915, № 1.
18. Пашкевич В.В. Насущные нужды нашего садоводства. // «Садовод», 1915, № 5.
19. Янковский В. К вопросу об объездных садовниках. // «Садовод», 1915, № 5.
20. Тесля А.Е. Мобилизация Великой Руси. // «Садовод», 1915, № 11.
21. Мокржецкий С.А. Наши садовники // «Прогрессивное садоводство и огородничество», СПб., 1906, № 13, С. 135-136.
22. Мальта А.И. Садовники и условия службы в России. Доклад Киевскому отделу Императорского Российского Общества Садоводства // «Прогрессивное садоводство и огородничество», СПб., 1906, № 21, С. 193-195.
23. Варженевский А. Расхищение садов // «Русское Садоводство». 1887, № 43, С. 786-789.
1. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. 1888 г.
2. Клаусен Э. Садовники и училища садоводства в России. // Вестник Императорского Российского Общества Садоводства в Санкт-Петербурге.- 1882, № 4.
3. Там же. – С. 208-209.
4. Нащокина М.В. Русские сады. XVIII – первая половина XIX века. – М.: АРТ-РОДНИК, 2007. – С. 13.
5. Вергунов А.П., Горохов В.А. Русские сады и парки. – М.: Наука, 2007. - С. 23.
6. Цит. по: Забелин Иван. История города Москвы. М., 1990. С. 85-86.
7. Забелин И. Московские сады в XVII столетии. // Журнал Садоводства, издаваемый Российским Обществом любителей Садоводства в Москве. Том II., М., август 1856, С. 95-100.
8. Там же. – С. 99.
9. Фальковский Н.И. Москва в истории техники. — М.: Московский рабочий, 1950, С. 139-146.
10. Забелин И. Указ. соч. – С. 101.
11. Там же. – С. 117.
12. Цит. по: Забелин И. Московские сады в XVII столетии. // Журнал Садоводства, издаваемый Российским Обществом любителей Садоводства в Москве. Том II., М., август 1856, С. 114.
13. Забелин И. Указ. соч. – С. 114.
14. Макаров Б. С. Петербургские садовые мастера Никита Жеребцов и Михаил Кандаков // Петровское время в лицах. Труды государственного Эрмитажа XXXII. 2006. С. 172 – 180.
15. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Часть 2. Кн. 78а. 1732. Л. 1-1об.
16. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Часть 2. Кн. 73а. 1731. Л. 46- 56 об.
17. Reise durch Russlaud zur Untersuchung der drei Naturreiche. — СПб., 1770-1784.
18. Исмагулова Т.Д. Усадьбы и сады графов Зубовых. // Плантомания. Российский вариант. Материалы XII Царскосельской научной конференции. СПб.: 2008. - С. 129.
19. Арбатская Ю.Я., Вихляев К.А. Повесть о жизни и приключениях доблестного рыцаря Николая Ангорн фон Гартвиса в Крыму и его прекрасных розах. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2011.
20. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Ед. хр. 1334. Л. 58.
21. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Ед. хр. 1334. Л. 153-154.
22. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Ед. хр. 1334. Л. 151.
23. Гартвис Н. Рапорт генерал-губернатору Новороссийского края гр. М.С.Воронцову № 41 от 24 апреля 1828 г. (ксерокопия, без номера). Машинопись. – Архив НИВиВ «Магарач».
24. Клепайло А.И. Подготовка учеников в Магарачском Училище виноделия в 30-50 гг. 19-го века. // Журнал «Магарач. Виноградарство и виноделие». – Ялта, 2008, № 3. – С. 42.
25. Архив НБС-ННЦ. Ф.1. Оп.1. 1838. Ед.хр.118. Журнал исходящих бумаг по Никитскому Саду и Магарачскому училищу виноделия. – Л. 22.
26. Третьяк А.И. Рождение города. – Одесса: Optimum, 2004.
27. Энциклопедия Брокгауза и Ефрона. - С.-Пб.: 1890-1907.
28. Циркуляр Министерства Государственных Имуществ начальникам садовых заведений ведомства Департамента сельского хозяйства по замечаниям на технические отчеты за 1852 год. – Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 203. Л. 98.
29. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 140. Л. 67.
30. Там же. – Л. 100.
31. Там же. – Л. 101.
32. Там же. – Л. 101.
33. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Ед. хр. 1334. Л. 237-238.
34. Вестник Российского Общества Садоводства в С.-Петербурге. - 1860. - С. 11-16.
35. Вестник Российского Общества Садоводства в С.-Петербурге. - 1861. - С. 270-391.
36. Там же.
37. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Ед. хр. 1334. Л. 238-239.
38. Архив НБС-ННЦ. Отчет о действиях Императорского Никитского ботанического сада за 1853 г. - Ф. 1. Оп. 2. Д. б/н. Л. 81.
39. О преобразовании садовых заведений. Циркуляр Департамента Земледелия и Сельской Промышленности. – Спб., 1884, С. 7.
40. Клаусен Э. Садовники и училища садоводства в России. // Вестник Императорского Российского Общества Садоводства в Санкт-Петербурге.- 1882, № 4. – С. 210.
41. Там же.- С. 211.
42. Там же. – С. 319.
43. Заседание Симферопольского Общества Садоводства 1 февраля 1884 г. // Русское Садоводство, 1884, № 31. – С. 7.
44. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 25.
45. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 23.
46. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 18-19.
47. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 27-28.
48. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 30.
49. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 34-35.
50. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 39-40.
51. Архив НБС-ННЦ. Ф. 1. Оп. 1. Д. б/н. Л. 53-56.
52. Устав вспомогательной кассы садовников и их семейств, учреждаемой при Императорском Российском Обществе Садоводства в С.-Петербурге. // Вестник Императорского Российского Общества Садоводства. – СПб., 1895, № 1. – С. 5-12.
53. Григорьев Г.И. Праздники цветов и древонасаждения // Вестник Императорского Российского Общества Садоводства – СПб., 1900, № 2. – С. 138.
54. Воронина С. Сады Серебряного века. - http://mirfloksov.narod.ru/
55. Вестник Императорского Российского Общества Садоводства – СПб., 1897, № 2. – С. 176.
56. Белевич К.В. Об устройстве школьных хозяйств при сельских начальных училищах. // Вестник Садоводства, Плодоводства и Огородничества – СПб., 1892. – С. 328.
57. Вестник Императорского Российского Общества Садоводства – СПб., 1896, № 1. – С. 4.
58. Вестник Императорского Российского Общества Садоводства – СПб., 1900, № 3. – С. 302.
59. http://www.0725.ru/page/history/14.html
60. Вестник Пензенского земства. Пенза, 1912, С. 1044. – Цит. по Савинова М.А. Распространение сельскохозяйственных знаний в России в начале XX века // Известия ПГПУ им. В.Г.Белинского. Сектор молодых ученых. – Пенза, 2008, № 6 (10).- С. 73.
61. Русское Садоводство.- М., 1897, № 43. – С. 684.
62. Штейнберг П.Н. Наболевший вопрос. // Русское Садоводство. 1896, № 50. – С. 792.
63. Вестник Императорского Российского Общества Садоводства – СПб., 1905, № 5-6. – С. 189.
64. Журнал «Садовод». Ростов-на-Дону, 1905, № 3. – С. 172-173.
65. Журнал «Садовод». Ростов-на-Дону, 1905, № 6. – С. 325-326.
66. Журнал «Садовод». Ростов-на-Дону, 1905, № 7. – С. 392-393.
67. Сведения о воспитанниках Никитского училища садоводства и виноделия, окончивших курс училища и занимающихся службой по специальности и практикой. 1863-1896 гг. - Архив НБС-ННЦ. Оп. 1. Д. 547 / 9. Л. 81.
68. Горький А.М. Садовник.
69. Чехов А.П. Рассказ старшего садовника.
70. Записки Императорского Никитского Сада. Выпуск 1. – Ялта, 1890. – С.37.
71. Неверов А.И. Немцы-управляющие. // Газета «Сельское Хозяйство», 1914, № 44.
72. Янковский В. О немецком засилье в нашем садоводстве. // Садовод. 1915, № 1, С. 79.