Много лет тому назад скитания по старинным усадьбам Крыма привели автора этих строк в живописнейший уголок природы у подножия горы Аю-Даг. Здесь в средней части русла Артек ютился сказочно красивый зеленый оазис. Сотрудники бывшей всесоюзной здравницы именовали его Комсомольским парком. И хотя тут что-то сажали в советские времена, теперь эти хилые растения кажутся чужеродным вкраплением рядом с могучими красавцами, чей возраст значительно превосходит как их самих, так и общий стаж пионерлагеря в целом. По осени были особенно хороши раскидистые кроны болотных кипарисов, они пылали кирпично-красными тонами. Несмотря на многие негативные изменения, план парка все же хорошо читался в своем первоначальном замысле.
Сохранилась система дорог и аллей, просматривались контуры полян. Угадывалось направление основных видовых точек на окружающие горы и море. Чувствуется, как много труда было вложено в гранитное обрамление теперь высохшей и страшно загрязненной речки, и сколько любви таила поляна с местом обустройства семейного захоронения, теперь оскверненного и опустошенного. Опрашивая местных жителей, удалось узнать только фамилию последнего владельца усадьбы - Виннер. Имя создателя было установлено чуть - позже. Им был никто иной, как сам директор Никитского ботанического сада Николай Андреевич фон Гартвис (1792-1864). Неужели его могила осквернена беспамятными потомками? Как случилось, что этот выдающийся естествоиспытатель и организатор огромного многопрофильного хозяйства, которое он сделал одним из лучших в мире, теперь известен лишь узкому кругу специалистов? Даже такая заметная юбилейная дата как 200-летие со дня рождения ботаника пришлась на перестроечное время и была отпразднована келейно. К тому же сам год рождения, 1792-1794 гг., оказался неточным. Прискорбно, что никому в голову не пришла мысль написать полную биографию ученого и таким образом отдать ему должное. Только для этого нужно заглянуть в архивохранилища. В Одессе. Москве, Санкт-Петербурге пылятся груды материалов к его биографии - тысячи листов с отчетами о деятельности Никитского ботанического сада за 1824-1864 годы, переписка с учеными, ботаниками, любителями садоводства России, Европы, Америки, подробнейшие описания опытов по выращиванию экзотических растений и приживлению их в местных условиях климата. Рядом имеются так необходимые современным ботаникам первые каталоги растений НБС в его питомниках и школах, реестры с сортами виноградных лоз и вин, каталоги роз и других цветов.
Нам уже приходилось представлять прежде никем не прочитанный «Формулярный список о службе и достоинстве Директора Императорского Никитского сада титулярного советника Николая фон Гартвиса», составленный 30 августа 1834 года и сейчас хранящийся в Государственном архиве Одесской области. Из него следует, что Н. А. Гартвис родился в 1792 г. в дворянской семье, родового поместья за собой не имел, а в благоприобретенном - на Южном берегу Крымского полуострова -состоит за ним при урочище Артек виноградный сад 20 000 кустов» [1]. Здесь же изложены основные вехи его биографии, начиная с 1812 и участия Гартвиса в войне с Наполеоном, и заканчивая его вступлением в должность директора Никитского сада [2].
В этом же фонде хранится множество томов с отчетами Гартвиса за разное время его работы, а также ряд писем, адресованных непосредственно генерал-губернатору Новороссийского края М. С. Воронцову. Они включают в себя проекты по расширению поля деятельности сада, увеличению его ассортимента, созданию Магарачского училища виноградорства и виноделия. Интересный материал содержат отчеты участников экспедиций, организованных при непосредственном участии Сада [3]. К письмам приложены каталоги с растениями, полученными от иностранных корреспондентов и среди них одна из крупных партий из лондонского садоводства Хакней Лоддижеса, реестр которой был представлен Воронцову 29 августа 1830 г. из Никиты: «Счет о выписанных из Англии и полученных от садовника Вагнера из Риги для Императорского Никитского Сада кустарниках для украшения садов и разных отличных сортах роз, разведение которых в рассадниках Никитского Сада может приносить пользу заведению и за которые заплачено г. Вагнеру по прилагаемому счету шестьсот восемьдесят восемь рублей восемьдесят копеек» [4]. В свое время в работе по истории создания Алупкинского парка мы уже писали об этом реестре, т. к. с ним связано появление еще не имевшихся тогда на южном берегу Крыма магнолий, камелий, рододендронов. [5].
Еще большее количество новых растений приходило от постоянного поставщика Гартвиса месье д Одибера из Тараскона. Так еще 18 мая 1825 г. Гартвис сообщил Воронцову о поступлении транспортом из Марселя растений «от пепиниериста Одибера в Тарасконе 325 сортов и с лишком 400 экземпляров дерев и растений, да множество семян» стоимостью не боле как 374 франка 45 сантимов» [6].
Многие письма написаны столь живо и увлекательно, что вызывают интерес даже у не особенно просвещенного читателя. В них рассказывается о приживлении в открытом грунте различных экзотов, о первых шагах интродукции не только в Никите, но и в других поместьях Крыма, особенно в собственном имении Воронцова — Алупке, втором таком крымском полигоне. Оказывается, самым тяжелым периодом в создании ее парка были первые два года - 1825-1826 гг., когда от гибельных морозов погибла львиная доля заморских саженцев, и даже свернулись листья у местных, морозоустойчивых маслин. Эти же документы свидетельствуют о совместной, дружной работе садовника Воронцова К. Кебаха и Н. Гартвиса в деле украшения Алупки. Можно говорить без преувеличения – половина нового посадочного материала, поступавшего из-за границы, попадала сразу же к Кебаху.
При всей ценности Одесского архива, информация о многогранной плодотворной деятельности Гартвиса была бы не полной, если бы автору этого исследования не удалось в свое время натолкнуться на другой архив, а именно: личную переписку директора Сада с Михаилом Семеновичем Воронцовым, что хранится в Российском Государственном архиве древних актов (г. Москва).
Это дело насчитывает 299 листов рукописного текста на французском языке с письмами, начиная с 1828 и заканчивая 1842 годом. По своему содержанию они есть настоящая энциклопедия садоводства на Южном берегу. В ней с любовью и с уважением рассказывается о многих садовниках, откуда они приезжали в Россию, с какими обязанностями служили, где и в каких имениях. Здесь еще раз пространно и красочно описаны пути-дороги, что прошли пихты, секвойи, многие породы дубов и цветочных растений и их образ жизни на новой родине. Большой привязанностью Гартвиса, можно сказать страстью, были работы по селекции розы. Ему удалось вывести множество новых сортов – первые в 1827 году. Отправляя 17 июля 1833 г. письмо Воронцову и каталог, где перечислено 210 сортов, он называет их «драгоценной коллекцией Никиты» и выражает желание, чтобы «только ради цветения роз совершались путешествия на Южный берег». Их названия читаешь словно заголовки романтических новелл – память о великих героях своей эпохи, о знаменитых и безвестных садоводах. Имена ряда роз связаны с обитателями Южного берега; целая серия посвящена владельцам Алупки и называется «Воронцовиана», о чем приходилось уже писать [7].
Огромное внимание уделялось практическому садоводству и поиску умелых и трудолюбивых садовников. Бывало, увлекался кем-то из них, потом наступало разочарование. Так было с Марко, Макдональдом, и даже с будущим садовником Ливадии Делленгером. По письмам чувствуется, как был привязан Гартвис к своему первому ученику в Никите, как два года приучал его к методичной кропотливой работе в питомнике, воодушевляя в любви к этим занятиям, и какой радовался, когда старательно и точно исполнялись поручаемые тому опыты по формированию нового сорта и на третий год уже мог работать самостоятельно. Человек, о котором только что шла речь – Карл Гаген приступил к своим обязанностям почти одновременно с Гартвисом, 8 августа 1824 года, и проработал с ним пять лет. Он мог бы оставаться далее, но видно хотел стать полностью независимым. К тому же условия работы в Никите были воистину изнуряющими, ибо ежедневно нужно было обойти 32 десятины плантаций, расположенных на холмах и долинах с разрывом в две версты. Даже обещанное повышение жалования не изменило решения Гагена. В результате, 19 декабря 1829 г. появилось следующее донесение начальству: «Вследствие дозволения Вашего сиятельства, нанять искусного садовника на место отходящего садовника Гагена, с положением ему жалования до двух тысяч рублей; нанят мною находившийся в Риге садовник Марко за 2000 рублей годового жалования, который уже и отправился из Риги 19 ноября и должен прибыть в Никиту в последних числах сего месяца. По условию с ним следует ему получать жалованье со дня отъезда его из Риги и на проезд от Риги до Симферополя прогонных денег за две лошади, что с уплатою за подорожную составляет около 330 рублей. Садовник Гаген равно не согласился иначе остаться по окончанию его годового срока 1 сентября, как с получением жалованья <...> каковое ему полагается из экономии Его Превосходительства г. Адмирала Мордвинова, в которую он переходит» [8].
Этот документ интересен в двояком смысле. Прежде всего, тут мы впервые знакомимся с условиями контракта с садовниками, существовавшими при Гартвисе. Кроме того, мы узнаем о месте следующей службы Гагена – экономии графа Мордвинова в Ялте. Потом было только еще одно известие об этом способном молодом человеке в связи его безвременной кончиной в Ялте в 1831 году. Оно промелькнуло в большом и обстоятельном письме Гартвиса, датированном 3 февраля 1834 г., которое, по сути, является своеобразным отчетом директора о проделанной им за десять лет работе. Тут также обсуждается работа садовника. По мнению директора, человек с таким ремеслом должен быть трудолюбивым, оседлым, не иметь дурных привычек и обязательно быть влюбленным в свое дело. Главным же делом в Саду Гартвис считал работы по акклиматизации и гибридизации растений. Когда оказалось, что заменивший Гагена Марко, предпочитал им работы в оранжереях и теплицах, с которыми он привык иметь дело у себя на родине, с ним поспешили расстаться [9].
Следующий садовник Делленгер, сын знаменитого мюнхенского врача и баварского академика, появившийся в Никите в 1831 г., был еще более крутым орешком. Он страдал таким же, как Марко, упрямством и, вдобавок, его любимым коньком было паркостроение, а ему в Никите отводилось второе место. Узнав, что Воронцов прочит Делленгера на место уходящего директора Одесского ботанического сада. Гартвис спешит сообщить тому свое согласие. Однако назначение не состоялось, и Делленгер, спустя три года, в первых числах марта 1834 г. приступил к обязанностям главного садовника в Ливадии. В помощь ему дали Марко. Известно, что на его руках 5 мая 1851 г. скончался в страшных мучениях алупкинский садовник Кебах, значит, в Ливадии он оставался довольно долго.
В начале 1834 г. Гартвис сообщает, что «поставил садовника Гуля на место Делленгера и он полным ходом занимается питомниками, в которых знает толк и любит это дело. Я заключил с ним контракт, по которому он будет получать в течение первых двух лет 1500 рублей заработной платы, начиная с 1 марта 1834 г. и с третьего года – 2000 рублей. Ему вписана в контракт полная инструкция относительно обязанностей, включая уход за питомником, ведение учета <...>. Кроме того, наблюдение за учениками и рабочими» [10].
Судя по тону дальнейших сообщений, Гуль полностью устраивал своего начальника, потому что письма Гартвиса переполнены по отношению к нему эмоциями. Редкий случай, но он довольно подробно раскрывает его биографию до момента прибытия в Никиту: «Родился в окрестностях Дрездена, изучал ремесло сначала в Дрездене, в Берлине и Шарлоттенбурге у лучших мастеров, затем совершенствовался, работая в нескольких садах южной Германии, как-то: Карлсруэ, Шветзинген и т. д. Господин Беркхейм нашел его в 1831 г. в Гейдельберге, ухаживающим за фруктовыми питомниками и виноградниками г. Метцгера (главного садовника Гейдельбергского университета, который преподнес нам превосходный труд о культуре винограда и других видов растений в Германии). Г. Метцер характеризовал Гулля барону Беркхейму с самой лучшей стороны <…>» [11].
Из текста видно, что новый садовник со знанием дела, и с любовью начал заниматься селекцией и интродукцией, тем самым, сняв с Гартвиса часть его обязанностей; он очень быстро научился бегло разговаривать по-русски и вскоре нашел общий язык с учениками и подмастерьями Сада. «К счастью, - говорит автор в другом письме, - я имею еще одного такого Гуля, казенного ученика, которого я собственноручно сформировал и который теперь уже может исполнять обязанности помощника садовника» [12].
Мы сейчас можем только предполагать, кого имел в виду Гартвис, когда называл учеников Сада, поступивших туда «1823 года 22 января из Киевского воспитательного Дома, которым кончится срок 15-и летнего обучения 1838 года 22 января». «Возможно, то был Степан Пименов, ставший потом садовником в Бахчисарайском дворце. Мы знаем, что его отправляли на Кавказ в 1837 г. в составе экспедиции Иенша. Или им был Иван Панфилов; участвовавший в кавказской экспедиций Витмана 1839 г. а может этим учеником являлся самый старший – тридцати трехлетний Николай Петров, женатый и уже имевший четырех детей?» [13]. Насколько Гартвиса заботили вопросы подготовки отечественных кадров, можно судить как по письмам этого дела, так и по официальным отчетам.
Оказывается, этот процесс был настолько длительным, трудоемким и кропотливым, что за пятнадцать лет обучения, выходили из школы далеко не все. «Честь имею уведомить Хозяйственный Департамент, – рапортовал директор – <...> В течение последних 10 лет поступило учеников в Никитский Казенный Сад из свободного состояния 3 человека, из помещичьих крестьян 5 человек и из воспитанников Киевского и Воронежского воспитательных домов – 11 человек. Выпущено из оного в течение помянутого времени из свободного состояния - 3 человека, из воспитанников Императорского Московского воспитательного дома по окончании курса на свободное пропитание – 6 человек; Находится ныне в Саду на лицо учеников из помещичьих крестьян 9 человек, из воспитанников Киевского воспитательного дома Поступивших в 1823 году – 6 человек, в 1826 г. - 1 человек, и в 1835 г. - 10 человек» [14].
В конце лета и начала осени 1837 г. Крым принимал долгожданных высоких гостей – императора Николая I и всю царскую семью в сопровождении иностранных особ. Обитатели Южного берега тщательно к этому готовились. Спешно завершалось строительство главного корпуса Воронцовского дворца в Алупке, украшались дворцы, парки и сады в других местах предстоящего маршрута путешествия. Каждый старался удивить и обрадовать гостей плодами своего труда. Художники дарили картины и рисунки, архитекторы – проекты будущих сооружений, садовники и помещики готовили свои фруктовые, виноградные, оливковые сады к обозрению. Гартвис сам сопровождал императора и императрицу в осмотре Сада, удостоился Высочайшей благодарности и одобрения своей деятельности. Он составил к этому моменту краткое описание для императора и даже был приглашен в Алупку, где тогда останавливалась императрица. Там он выслушал массу комплементов в свой адрес, в том числе «от герцога Иоанна, который отозвался о Никитском саде, как о лучшем в Европе».
12 листов выше означенного текста, датированные 16 сентября 1837г., т. е. временем пребывания в Крыму императорской фамилии, в настоящее время хранятся в отделе рукописей Гос. Исторического музея (г. Москва). Она представляет собой краткий исторический очерк Сада в доступной для чтения форме, рассчитанной на внимание просвещенного дилетанта. Гартвис начинает рассказ со времени закладки сада под руководством Стевена и отмечает его заслуги в деле разведения «частию покупкою семян и живых растений, а большей частию перепискою и обменением семян с иностранными ботаническими садами и подобными заведениями; много иностранных дерев лесных или служащих к украшению садов; таковых было в 1824 году до 450 родов и видов» [15].
«С вступлением моего в управление Императорским Никитским Садом, в сентябре 1824 года, – подчеркивает Гартвис, — поставил я долгом продолжать все вышеупомянутые заведения предместника моего. Первейшей задачей для него стало разведение растений с полезными свойствами, более всего фруктовых, потом лесных и древесных растений, служащих к украшению садов». На описываемый период (1837 г.) Гартвис называет 711 видов. По его сведениям только в школах произрастало 14200 деревьев, а в посевах находилось более 32000 сеянцев.
Любопытно читать некоторые комментарии к растениям, например такой текст: «В числе полезнейших приобретений для полуденного Крыма можно, считать Пробочный дуб (Q. Suber Chene liege), которого желуди выписаны покойным графом Н. П. Румянцевым из Лиссабона в 1819 году и подарены Никитскому саду, где из оных выращено около 200 сеянцев. С 1835 года некоторые из оных дерев начали приносить желуди, которые посеяны и вышли, так что полезное дерево сие совершенно ныне присвоено полуденной Тавриде. – Некоторые сорта онаго, выписанные мною из Прованса, растут равно хорошо, как и Португальские. Вместе с ними получен Испанский всегда зеленеющий дуб, приносящий сладкие желуди.
С 1826 года получены почти все роды североамериканских дубов из Англии, некоторые же из Франции и Германии деревцами, которые хорошо принялись и сделаны удачные опыты <...> их прививанием к здешнему дубу. В числе оных всегда зеленеющий Каролинский приморский дуб, известный по большому употреблению его в кораблестроении и сверх того прекрасивое дерево. Его до сих пор только прививанием к Крымскому дубу размножать можно было» [16].
Гартвису было, чем гордиться. Его подвои к местным оливам и способ их возделывания привели к появлению крымских, морозоустойчивых сортов, называемых им «варьеттети». В Никите также подвивались к крымским соснам их североамериканские родичи, почему сегодня в наших парках растут деревья великаны, ставшие отличным солитерным украшением некоторых полян, как, например, в Алупке. Для тех растений, которые требовались специально подготовленные почвы, огораживали своего рода бассейны. Под рододендроны и азалии заготовляли сосновую землю, туда добавляли размельченные вулканические породы. После посещения царской семьи, и без того популярный Сад, не обошел своим вниманием ни один путешественник, и мы, пожалуй, воспользуемся их впечатлениями.
В середине июня 1843 г. гостем Гартвиса стал Ю.И. Бартенев, секретарь престарелого князя А.Н. Голицына. Будучи страстным любителем-ботаником, он в несколько дней обошел Сад вдоль и поперек. Все осмотрел и всем восхищался и записал в свой дневник следующие впечатления: «Хозяин повел нас в обширное отделение, где помещены лесные деревья Северной Америки и прочих стран. Я видел прелестные ясени, которых в саду до 30 сортов; видел буков, видел кленов, между которыми один вид клена Канадского, и в нем заключается чистейшее вещество для сахара. Видел кедр Ливанский порядочный уже ростом. Видел североамериканские орехи двух родов, величественные и грациозные деревья. Видел собрание дубов и между ними вид Американского, распрелестнейший с широкими и матово-зелеными листьями. Видел помещение для пинусов; здесь сосны и ели Чилийские, Китайские, всякие, и все это должно приносить вкусный плод в свое время» [17]. Бартеневу мы также обязаны некоторыми замечаниями, касающимися образа жизни Гартвиса, чего не прочтешь ни в одном источнике: «Хозяин показывал мне проект заготовляемого им каталога растениям, который богатством своим затмит все прочие каталоги в России. Г-н Гартвис, кроме казенной, имеет и свою библиотечку; кроме ботанических книг, у него есть и многие другие. Я видел шесть или семь толстых томов Риттерова описания Азии, сочинения которого я еще и сам не знал, хотя мне и известно было Риттерово описание Африки; в шкафе его есть и Кальдерой, есть и любимый им Гете, а Шиллер, по словам его более сподручен юношам» [18].
По всему видно, что Николай Андреевич был образованным человеком, и хотя Бартенев приписывает ему университетское образование, на самом деле его у Гартвиса не было, о чем нам также известно из писем к Воронцову: «Оставалось всего 2 года и 2 месяца до окончания Дерптского университета, из которого, как и многим нашим молодым людям, пришлось уйти в 1812 году на военную службу» [19]. Видимо, поэтому иные ученые мужи того времени с некоторым оттенком уничижения отзывались о нем, и при каждом удобном случае стремились противопоставить Стевена Гартвису. Если в области теории это может и справедливо, то в отношении практики в своей области ему не было равных, а как организатор, Гартвис даже превосходил своего предшественника. Он все-таки прошел хорошую школу подготовки у себя на родине. И, вспоминая прошлое, имел право сказать следующее: «Очарованный красотой края [Крыма] и его мягким благоприятным климатом, одушевленный желанием быть ему полезным, я решил приложить все свои ученые познания в садоводстве. Их я приобрел в течение 8-летней практики, когда сажал и организовывал многочисленные питомники на земле моего отца в Ливонии. Они были наполнены фруктовыми деревьями и всеми видами лесных и декоративных растений, как туземными, так и экзотическими, не говоря об оранжереях, довольно многочисленных» [20]. В одном из посланий к Воронцову эта земля отца именуется Кокенкофеном, чье место нахождение в настоящее время определяется где-то в окрестностях Риги. Интересно, знают что-либо о своем некогда известном земляке его нынешние обитатели, или там также растет трава забвения?
1. ГАОО. – Ф. 1, оп. 191, д. 13: Послужной список Гартвиса, л. 182.
2. Галиченко А.А. «Не розу пафосскую, росой оживленную, я ныне пою...» // Первые Крымские Воронцовские Чтения: Материалы. - Симферополь: Крымский Архив, 2000. - С. 23-24.
3. Галиченко А.А. «Из Крыма на Кавказ» (К истории ботанических экспедиций Никитского ботанического сада) // Пилигримы Крыма-98. Международная научная конференция: Материалы. - Симферополь: Крымский Архив. 1998 - С. 20-28.
4. ГАОО. – Ф. 1. оп. 190. д. 4: Об императорском Ботаническом сале. л. 426.
5. Галиченко А.А., Царин А.П. Алупка. Дворец и парк: Альбом. - Киев: Мистецтво. 1992.- С. 16.
6. ГАОО. – Ф. 1, оп. 190, д. 75: Об императорском Ботаническом сале. л. 217-218.
7. Галиченко А.А. Алупка – Дворянские гнезда России - М.: Жираф, 2000. - С. 288-298.
8. РГАДА. – Ф. 1261. оп. 3. д. 1334: Письмо Н.А. Гартвиса к М.С. Воронцову от 19 декабря 1829 г., л. 366. Здесь и далее перевод с французского автора статьи.
9. Там же. – Л. 153 об.
10. Там же. – Л. 156 об.
11. Там же. – Л. 154-154 об.
12. Там же. – Л. 157.
13. ГАОО. – Ф. 1, оп. 191, д. 13: Об императорском Ботаническом саде, л. 423.
14. Там же. – Л. 442.
15. ГИМ ОПИ. – Ф. 60: Щукина, оп. 2. д. 2269: Дело о Никитском саде, л. 19 об.
16. Там же. – Л. 23 об.-23а.
17. Бартенев Ю.Н. 1843. Жизнь в Крыму // Р. А. – 1899. – № 8. - С. 552.
18. Там же.
19. РГАДА. – Ф. 1261, оп. 3, д. 1334. л. 228 об.
20. Там же. – Л. 152-152 об.