Галиченко А.А. Южный берег Крыма в период Крымской войны


Опубликовано:

Известия Крымского республиканского краеведческого музея, №12, 1995,
Симферополь.




А. А. Галиченко

       В начале 1850-х годов на всем побережье от Алушты до Фороса насчитывалось до 20 крупных и более 50 мелких помещичьих землевладений. Среди них большую часть составляли земли, принадлежавшие генерал-губернатору Новороссийского края М.С. Воронцову или его родственникам — Нарышкиным, Потоцким. Окрестности Алушты «осваивали» наследники братьев Бороздиных — Раевские, Гагарины. Почти вся долина Ялты находилась в собственности Мордвиновых. Вокруг Магарача имели дачи чиновники Одессы. Кикенеиз разделили между собой Ф. Ревелиоти и «однопоходцы 1812 г.» — А.И. Казначеев, И.В. Шатилов и др. Меласом владел министр двора Л.А. Перовский.

       Строительство усадеб вместе с дворцами, парками, садами и виноградниками в основном завершилось. Последней — в 1852 г. достраивалась царская Ореанда. Наладилось в усадьбах хозяйство и прежде всего виноделие. В конце 1840-х годов производилось более 40 тысяч ведер вина.

       Дорога, соединившая Симферополь с Севастополем через Ялту, укрепила стратегическое и экономическое положение побережья. Сложнее обстояли дела с обустройством Ялты в качестве уездного центра. Хотя она в 1837 г. была торжественно провозглашена городом, но таковым фактически не являлась. По свидетельству почт-директора кн. П.Д. Козловского, в ней имелись «церковь готической архитектуры, маленький гостиный двор (еще очень грязный), две гостиницы, аптека и небольшая кучка домиков. (...). Ялта скоро, очень скоро могла бы раздвинуться, да — некуда: помещичьи участки облегли Ялту кругом…» (1, с. 115).

       Чрезвычайно пестро выглядела демографическая ситуация этого края. Русское население едва насчитывало 5 тысяч человек. В основном это были дворовые крепостные помещиков. На каждого приходилось до 20 человек, и только у крупных землевладельцев их число доходило до 100 человек. Преобладающую часть населения составляли татары, многие из которых имели турецкое подданство. Почти во всех поместьях служило сразу по несколько иностранных специалистов — английских, французских, немецких управляющих, архитекторов, садовников и виноделов. С приближением войны стали уезжать английские архитекторы и мастера из поместий Воронцовых. Первым покинул Южный берег строитель алупкинского и ореандского дворцов В. Гунт, в 1854 г. была переселена в Мошны семья краснодеревщика Ч. Вильямса. Следом за ним туда перевезли художественные ценности из Алупки. Так же поступили и другие благоразумные помещики.

       С начала 1854 г. в водах Черного моря стали курсировать неприятельские корабли, в связи с чем предприняли эвакуацию из Ялты архивов уездного судьи и дворянской опеки.
       «22 сентября рало утром, когда в Ялте из чиновников все уже разъехались и оставался один растерявшийся, исполняющий делами стряпчего, явились, как доносил он, на рейде 10 неприятельских пароходов... и начали грабить казенное и частное имущество, затем 23 числа ушли...» (2. с. 18).
       До конца года обстановка здесь оставалась сравнительно спокойной, если не считать поведения части татар, «смущаемых» к неповиновению лазутчиками из Турции.

       Хуже обстояло дело в районе Байдарской долины, подступы к которой со стороны осажденного Севастополя оставались открытыми. Первыми тут пострадали усадьбы В.С. Голицына в Форосе и имение Вассалов в Ласпи. Спустя несколько месяцев, 25 и 26 июня 1855 г. «целый эскадрон французской кавалерии числом 140 человек с двумя пушками под начальством генерала» отправился в имение Перовского Мелас. «Там они обедали, пили кофе и экономическое вино, ваяли из экономии два плана и одну карту и ушли в Байдары».

       С 6 по 18 июля совершилось несколько набегов на район Фороса и Мшатки. За это время опять ограбили Форос и Мелас и дополнительно Мшатку Кушелева-Безбородого и Ай-Юри Сабурова.
       Самые тяжелые последствия имели набеги с 22 июля по 30 сентября. Цитируем Маркевича: «22 июля неприятель ограбил имение Шатилова Мухалатку; забраны были картины, дорогие вина и прочее. 23 и 24 были попытки сделать то же в Симеизе Мальцева, имении кн. Мещерского, Мисхоре Нарышкиной и др.; 24 неприятель подходил к имению Мартьян кн. Воронцова. Вообще в это время неприятели часто выходили на берег и грабили экономии. 29-го разграбили домовую церковь и всю экономию в Мухалатке. (...) Алутжинекого дворца не тронули...» (2. с. 26).
       Последнее вполне объяснимо — дворец принадлежал М.С. Воронцову, чей племянник — сэр Герберт-Сидней Пемброк до объявления войны исполнял обязанности военного министра Англии.

       На Южном берегу особенно пострадали те лица, которые служили в армии и участвовали в обороне Севастополя или являлись чиновниками русской администрации. Что кому принадлежало, было хорошо известно в стане врага, и не только из рассказов проводников татар, но главным образом со страниц многочисленных путеводителей, описаний путешественников и всякого рода тиражированных в Европе гравюр Крыма, издаваемых там накануне войны.
       «За некоторое время до войны, - вспоминал И. Н. Шатилов, — разъезжал по Крыму иностранец художник, выдававший себя за глухонемого; он очень хорошо рисовал ночные сцены около костров, достигая эффекта ночного освещения особым техническим приемом, соединяя гуашь с копчением бумаги на огне. (...). Только после того, что он внезапно исчез, когда была объявлена война, все в один голос заговорили о том, что это был шпион...» (3, с. 188).

       В виде отступления укажем, что художником, который «очень хорошо рисовал ночные сцены», мог быть француз Жюль Вилльнев (1813-1885). В конце 1850-х годов в Париже издавался его альбом с видами Крыма. Одна из этих гуашей с «эффектом ночного освещения» сейчас находится в фондах Государственного Русского музея.

       Уже во время военных действий поймали много татар, служивших неприятелю в качестве разведчиков и проводников (из Байдарской долины, с Ай-Тодора, Никиты и др. мест).
       Однако, по сведениям Маркевича, осужденных за эти действия было не так уж много, «выслано в Курск свыше 100 человек, а в екатеринославском тюремном замке было 49 татар...»
       Но опасение репрессивных мер со стороны русского правительства по заключении мира заставило татар массами покидать Крым и переселяться в Турцию. Переселение это было настолько значительно, что целые местности сразу опустели, как например, Байдарская долина и окрестности Фороса.

       В июне 1856 г. русское правительство издало Указ об оказании помощи лицам, пострадавшим в результате военных действий, особенно тем, которые сами оказывали всестороннюю помощь войскам. Помощь же со стороны южнобережных помещиков и населения (среди них были и татары) достигала порой очень больших размеров. Она заключалась в поставках продовольствия, перевязочного материала, тяглового скота и особенно вина. Из экономии Мальцова в Симеизе пожертвовали более 500 ведер вина. Граф Потоцкий отдал все оставшееся после разграбле¬ния ливадийского подвала вино — 500 ведер. Экономия Раевских выделила 200 ведер, Императрица пожертвовала из своих подвалов Ореанды 858 ведер вина.

       Благоволительная грамота, пожалованная 26 августа 1856 г., в день коронования Александра II, населению Таврической губернии, среди прочих его заслуг отметила и то, что «вы — коренные русские, а вместе с вами и юные поселенцы иного племени продолжали не только нести налоги, но делали значительные пожертвования, облегчали движение и содержание воинов, делясь с ними безвозмездно последними крохами своего достояния и предупреждая, по мере сил своих, малейшие их нужды и желания. В своих домах, в своих семействах вы давали приют раненым и страждущим, утешали умирающих и подавали руку помощи братьям вашим, удалившимся из-под ига нашествия. С именем страны вашей отныне соединена память беспримерных подвигов самоотвержения и громких дел...» (2, с. 260).

       Дворяне из чувства благородства отказались от предложенных им льгот в пользу неимущих обывателей, но положение дел в их имениях Южного берега было крайне тяжелым.

«... Еще даешь ты, дом, свежительную тень,
Еще стоят твои поруганные стены,
Но сколько горестной я вижу перемены!
Едва лишь я вступил под твой знакомый кров!
Бросаются в глаза мне надписи врагов,
Рисунки грубые и шутки площадные,
Где с наглым торжеством поносится Россия;
Все те же громкие, хвастливые слова
Нечестное врагов оправдывают дело…»
(4, с. 40)

       Вовсе не преувеличенным художественным описанием являлась картина разрушений в Меласе, развернутая в «Крымских очерках» А. К. Толстого. Оно живое и точное свидетельство очевидца. Дворец в Меласе пребывал в таком состоянии, что еще спустя год туда не сочли возможным поместить умирающего брата владельца — В. А. Перовского. Местом его последнего приюта стал воронцовский дворец в Алупке. Несколько лет лежали в руинах более двадцати помещичьих усадеб на побережье, пока не сменились владельцы. У прежних не было средств на их восстановление. Наступало время реформ. «Это было трудное, переходное время, — писал Н.И. Шатилов, — и большинство его не вынесло; и не вынесли его не одни только легкомысленные или кутящие помещики, но и более культурные и интеллигентные из них. Более же грубые, в которых преобладали наклонности к кулачеству и наживе, наоборот, воспользовались этим временем и даже разбогатели за счет своих собратьев...» (3, с. 165).

       Бесстрастная статистика много внимания уделяла материальным убыткам и куда меньше человеческим жертвам. На многих кладбищах Крыма (большая часть которых снесена в наше время) покоилось множество участников Крымской войны, убитых или позднее скончав¬шихся здесь от ран и болезней. На надгробных памятниках некоторых из них сделаны соответствующие надписи.
       О других можно узнать из различных печатных источников. Так в одном из описаний Алупки указывалось, что «перед церковью Св. Михаила Архангела находится могила Иеромонаха Никандра, сподвижника Синопского боя и севастопольской обороны, бывшего настоятеля храма, прослужившего в последнем с лишком 26 лет».

       В Ялте находилось захоронение академика живописи Константина Николаевича Филиппова (1830-1878), о котором известно, что он находился в Севастополе с первых дней обороны и «по личным впечатлениям и натурным зарисовкам отразил событие обороны сначала на страницах журнала «Русский художественный листок», а позднее на их основе создал ряд монументальных полотен.
       Еще не поздно к дате завершения Крымской войны (1856 г.) поставить кенотаф на Поликуровском холме всем положившим головы «за други свои».

Источники

1. Бартенев Ю. Н. Жизнь в Крыму. 1843. – «Русский Архив», 1898. ч. II.
2. Маркевич А. И. Таврическая губерния во время Крымской войны. — Симферополь: Тип. Таврич. губернс. земства, 1905.
3. Шатилов Н. И. Из недавнего прошлого. — «Голос минувшего», 1916, январь.
4. Толстой А. К. Стихотворения. Царь Федор Иоаннович. — Тула: Приок. кн. изд., 1979.