Роза 'Генерал Ф.Пешков'. Rose ‘General Th. Peschkoff’ (HT, Ketten Frères, 1909)



Роза 'Генерал Ф.Пешков'. Rose ‘General Th. Peschkoff’ (HT, Ketten Frères, 1909)



       Роза ‘General Th. Peschkoff’ (HT, Ketten Frères, 1909) создана братьями Кеттен из Люксембурга в 1909 году, то есть за год до смерти Федора Николаевича. Сорт принадлежит к чайно-гибридной группе, цветы бледно-розовой окраски, очень крупные, полные, душистые. Бутоны появляются, как правило, по одному и при раскрытии имеют красивую чашевидную форму. Куст невысокий, но мощный, летом покрывается большим числом цветов. Цветение повторное в течение сезона. При скрещивании использованы сорта ‘Mme. Ravary’ и ‘Étoile de France’. Сорт сохранился в музее-розарии «Европа» в Зангерхаузене (Германия).

rose_3.jpg
‘General Th. Peschkoff’ (HT, Ketten Frères, 1909)


       Некогда в Царском Селе была и улица Пешковская. Названа она была в честь почетного гражданина Царского Села, начальника Царскосельского Дворцового управления, генерал-майора Федора Николаевича Пешкова (1859-1910).

f1bef9dc6431ddaf861c0a94954a0e21.jpg
Улица Глинки (бывшая Пешковская) в городе Пушкин (бывшее Царское Село).
Фото 2010 г.



       Позднее улица была переименована в честь архитектора - автора проекта Московских ворот, находящихся неподалеку - Глинки Василия Андреевича.

       Федор Николаевич Пешков служил в должности управляющего дворцами в Царском Селе с 1906 по 1910 годы.

       Сведений о генерале Пешкове очень мало, даже фотографии нет. Родился Федор Николаевич 14 ноября 1859 года. В 1881-м окончил Пажеский кадетский корпус и выпущен офицером лейб-гвардии Преображенского полка. В 1895 году ему присвоено звание капитана, а в 1900-м – полковника. С началом русско-японской войны полковник Пешков отправлен на фронт, где служил комендантом военно-санитарного поезда. В 1906 году Пешков удостоен звания генерал-майора и назначен начальником Царскосельского Дворцового управления. До самой своей смерти (31 декабря 1910 г.) находился на этой должности. У него было трое детей.

       Известно, что родной брат Федора, Николай Николаевич Пешков, тоже генерал, в 1906-1908 годах служил в должности генерал-губернатора Харькова. Затем он возглавил Комитет по организации экспедиций к Северному полюсу. В 1914 году, с началом войны, был призван на военную службу, в июле 1916-го назначен военным генерал-губернатором завоеванных областей в Турции. Кавалер многих орденов, в том числе офицерского креста французского ордена Почетного Легиона. Женат Николай Николаевич был на дочери отставного генерал-майора Елизавете Петровне Есиповой. Судьба его после революции не известна.

       Трагична и удивительна судьба сына Федора Николаевича, Никиты (1887-1938). Пешков Никита Федорович был морским офицером, служил командиром 1-й вахты на крейсере «Варяг». Вот выдержки из книги К.Голицына «Записки князя Кирилла Николаевича Голицына»:

       «…Никита Федорович Пешков. Мое знакомство с ним состоялось летом 1927 года, когда его перевели из следственного корпуса к нам, в рабочий коридор. Само собой разумеется, что он был устроен в 8-й камере и стал членом нашего «колхоза». В Бутырки он попал из Москвы, где в начале 20-х годов служил в некой конторе, носившей название: «РУСКАПА». Расшифровывалось это замысловатое слово довольно просто - «Русско-канадское пароходное агентство», но каковы были его функции, сказать затрудняюсь. Это было время НЭПа, когда в советской республике начали появляться разного рода зарубежные представительства. Им нужны были работники, владеющие иностранными языками, - требование, которому Пешков соответствовал наилучшим образом.

      В 1927 году Никита Федорович был еще молод - ему только что исполнилось 40 лет, но уже повидал в жизни немало и бывал в нелегких переделках. Он много рассказывал мне о своих приключениях, но никогда не обращался в воспоминаниях к годам детства…

       …Как известно, русско-японская война началась с нападения в 1904 году японского флота на русские военные корабли, стоявшие на рейде корейского порта Чемульпо. В результате были потоплены крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». За десятилетие, прошедшее после окончания той войны, японцы подняли эти суда и дали им новую жизнь в качестве вспомогательных судов своего флота. А в 1914 году, когда бывший враг Россия, стала союзником, Япония продала ей возрожденный крейсер. Русское адмиралтейство решило включить «Варяга» в число боевых единиц действующего флота. Для этого следовало перевести корабль с Тихого океана, где он был, в Атлантический. Невзирая на колоссальные трудности, командир крейсера получил приказ вести его своим ходом вокруг Азии через Суэцкий канал, Средиземное море и дальше вокруг Европы в северные воды, где «Варягу» надлежало нести сторожевую службу, охраняя транспорты от немецких подводных лодок…

      …Наступил 1917 год. В канун Февральской революции «Варяг» по приказу командования ушел на ремонт за границу. Октябрьский переворот застал крейсер вдали от русских берегов - он стоял в Ливерпуле. Англичане разоружили корабль, а людям предоставили выбор - оставаться в Европе или кружным путем через Норвегию и Швецию возвращаться домой.

      Лейтенант Пешков не колебался. Воинский долг, верность присяге и честь русского моряка естественно привели Никиту Федоровича в Белое движение. Не знаю, как именно добрался он до Сибири и какими были его первые шаги на сибирской земле, но уже к концу 1918 года он был в составе ближайшего окружения Правителя - адмирала Колчака. Вряд ли Колчак и Пешков встречались по службе и до революции - разница в возрасте исключала возможность приятельских отношений, а начальником Пешкова, сколько я знаю, Колчак никогда не был. Однако доверие к Пешкову возникло у Колчака сразу же при первом знакомстве. Оно возросло и утвердилось, когда обнаружились ценные качества моряка - высокая культура, обширные знания, деловая энергия, способность к самостоятельным решениям. Если добавить к этому совершенное знание иностранных языков, то нужно ли удивляться, что Колчак доверил Пешкову ответственное дело - представлять его правительство в США в качестве «морского агента». У меня нет сведений, как Никита Федорович справился с этой нелегкой миссией. Из его американских рассказов запомнилось мне, пожалуй, только описание технических «чудес» этой страны. Сейчас эти чудеса перестали быть диковиной, но в 20-е годы они волновали воображение. Может быть, потому и остались в памяти.

      Однако, к тому времени, когда дело Колчака претерпело крушение (конец 1919 - начало 1920 года), Пешков был уже отозван из Америки. Причина - неожиданная и тяжкая болезнь. Она-то и сыграла с ним злую шутку, лишив сил, когда они были больше всего нужны, - для эвакуации из Красноярска на восток. Но этих сил не было, и Пешкова, бывшего в тяжелейшем состоянии, красные схватили и посадили в тюрьму. Мне рассказывали - и не только сам Пешков, - что в красноярской тюрьме состояние Никиты Федоровича не давало надежды на выздоровление. Умирающим считали его и власти. Потому и было принято решение освободить его. Так он чуть ли не на четвереньках... выполз на свободу!..

      …Итак, вопреки всем предсказаниям моряк не умер, его вернула к жизни жена - вылечила его, выходила, настойчивой заботой возродила в нем силы и волю. И тогда пришло время решать - как быть дальше... На что мог рассчитывать в 1920 году в России человек с таким прошлым: дворянин, сын генерала, кадет Морского корпуса, офицер Императорского флота, белогвардеец-колчаковец! И Никита Федорович счел единственно для себя разумным выходом «уйти в тень». Оставаться на глазах у людей, которым знакома его биография, возвратиться в Петроград или обосноваться в Москве было в равной мере рискованно. А рисковать ему не хотелось.

      Не знаю, как Пешков оказался в Средней Азии, но уже через год он был начальником научной экспедиции на озере Балхаш. На его счастье, в 1921 году совершился уже переход к НЭПу, когда многие запреты и ограничения были сняты, а всякая инициатива и многообещающие начинания - приветствовались и поощрялись…

      …Высоко оценив итоги экспедиции, руководство республики вынесло благодарность организатору и всему составу экспедиции. Никите Федоровичу была выдана даже «похвальная грамота». С успешным завершением балхашской операции Пешков решил, что теперь можно и в Москву. Поступив на работу к дружелюбным и симпатичным канадцам, возглавлявшим агентство «РУСКАПА» - я уже упоминал о нем раньше - Никита Федорович был далек от мысли, что делает рискованный шаг. Однако никем поначалу не запрещаемое и не ограничиваемое общение с иностранцами вскоре стало источником подозрений, а затем и ... криминалом! Всех работавших у иностранцев ждала тюрьма - лишь очень немногим удалось избежать общей участи: обвинения в шпионаже, осуждения в концлагерь или на высылку в места достаточно отдаленные.

      ГПУ в этом смысле не обошло вниманием и Пешкова - его арестовали. <…> В Соловки Пешков попал, должно быть, в 1925 году, пробыл там весь следующий год, а весной или в самом начале лета 1927-го года был возвращен в Москву, в Бутырки. Мы прожили с ним в Бутырках около года, после чего его освободили.

      Расстались мы с Никитой Федоровичем 31 марта 1928 года в день моего освобождения и снова встретились только через 7 лет, летом 1935-го на даче под Москвой, где мы поселились тогда целой колонией: Раевские, Лазаревы, Перцовы, Волковы и мы с женой и двумя мальцами - трехлетним Андреем и Николаем, не достигшим еще 2-х лет. Потом, в 1936-37 годах мы встречались и в Москве, но, к сожалению, редко. А в 1938 году до меня дошло известие о его кончине» [1].

Литература и источники:

1. Голицын Кирилл. Записки князя Кирилла Николаевича Голицына. Подгот. текста, сост., предисл. и примеч. Б.П. Краевского; Рос. Дворян. Собрание. – М., 1997. С.243-253.