Роза ‘General Th. Peschkoff’ (HT, Ketten Frères, 1909) создана братьями Кеттен из Люксембурга в 1909 году, то есть за год до смерти Федора Николаевича. Сорт принадлежит к чайно-гибридной группе, цветы бледно-розовой окраски, очень крупные, полные, душистые. Бутоны появляются, как правило, по одному и при раскрытии имеют красивую чашевидную форму. Куст невысокий, но мощный, летом покрывается большим числом цветов. Цветение повторное в течение сезона. При скрещивании использованы сорта ‘Mme. Ravary’ и ‘Étoile de France’. Сорт сохранился в музее-розарии «Европа» в Зангерхаузене (Германия).
Некогда в Царском Селе была и улица Пешковская. Названа она была в честь почетного гражданина Царского Села, начальника Царскосельского Дворцового управления, генерал-майора Федора Николаевича Пешкова (1859-1910).
Позднее улица была переименована в честь архитектора - автора проекта Московских ворот, находящихся неподалеку - Глинки Василия Андреевича.
Федор Николаевич Пешков служил в должности управляющего дворцами в Царском Селе с 1906 по 1910 годы.
Сведений о генерале Пешкове очень мало, даже фотографии нет. Родился Федор Николаевич 14 ноября 1859 года. В 1881-м окончил Пажеский кадетский корпус и выпущен офицером лейб-гвардии Преображенского полка. В 1895 году ему присвоено звание капитана, а в 1900-м – полковника. С началом русско-японской войны полковник Пешков отправлен на фронт, где служил комендантом военно-санитарного поезда. В 1906 году Пешков удостоен звания генерал-майора и назначен начальником Царскосельского Дворцового управления. До самой своей смерти (31 декабря 1910 г.) находился на этой должности. У него было трое детей.
Известно, что родной брат Федора, Николай Николаевич Пешков, тоже генерал, в 1906-1908 годах служил в должности генерал-губернатора Харькова. Затем он возглавил Комитет по организации экспедиций к Северному полюсу. В 1914 году, с началом войны, был призван на военную службу, в июле 1916-го назначен военным генерал-губернатором завоеванных областей в Турции. Кавалер многих орденов, в том числе офицерского креста французского ордена Почетного Легиона. Женат Николай Николаевич был на дочери отставного генерал-майора Елизавете Петровне Есиповой. Судьба его после революции не известна.
Трагична и удивительна судьба сына Федора Николаевича, Никиты (1887-1938). Пешков Никита Федорович был морским офицером, служил командиром 1-й вахты на крейсере «Варяг». Вот выдержки из книги К.Голицына «Записки князя Кирилла Николаевича Голицына»:
«…Никита Федорович Пешков. Мое знакомство с ним состоялось летом 1927 года, когда его перевели из следственного корпуса к нам, в рабочий коридор. Само собой разумеется, что он был устроен в 8-й камере и стал членом нашего «колхоза». В Бутырки он попал из Москвы, где в начале 20-х годов служил в некой конторе, носившей название: «РУСКАПА». Расшифровывалось это замысловатое слово довольно просто - «Русско-канадское пароходное агентство», но каковы были его функции, сказать затрудняюсь. Это было время НЭПа, когда в советской республике начали появляться разного рода зарубежные представительства. Им нужны были работники, владеющие иностранными языками, - требование, которому Пешков соответствовал наилучшим образом.
В 1927 году Никита Федорович был еще молод - ему только что исполнилось 40 лет, но уже повидал в жизни немало и бывал в нелегких переделках. Он много рассказывал мне о своих приключениях, но никогда не обращался в воспоминаниях к годам детства…
…Как известно, русско-японская война началась с нападения в 1904 году японского флота на русские военные корабли, стоявшие на рейде корейского порта Чемульпо. В результате были потоплены крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». За десятилетие, прошедшее после окончания той войны, японцы подняли эти суда и дали им новую жизнь в качестве вспомогательных судов своего флота. А в 1914 году, когда бывший враг Россия, стала союзником, Япония продала ей возрожденный крейсер. Русское адмиралтейство решило включить «Варяга» в число боевых единиц действующего флота. Для этого следовало перевести корабль с Тихого океана, где он был, в Атлантический. Невзирая на колоссальные трудности, командир крейсера получил приказ вести его своим ходом вокруг Азии через Суэцкий канал, Средиземное море и дальше вокруг Европы в северные воды, где «Варягу» надлежало нести сторожевую службу, охраняя транспорты от немецких подводных лодок…
…Наступил 1917 год. В канун Февральской революции «Варяг» по приказу командования ушел на ремонт за границу. Октябрьский переворот застал крейсер вдали от русских берегов - он стоял в Ливерпуле. Англичане разоружили корабль, а людям предоставили выбор - оставаться в Европе или кружным путем через Норвегию и Швецию возвращаться домой.
Лейтенант Пешков не колебался. Воинский долг, верность присяге и честь русского моряка естественно привели Никиту Федоровича в Белое движение. Не знаю, как именно добрался он до Сибири и какими были его первые шаги на сибирской земле, но уже к концу 1918 года он был в составе ближайшего окружения Правителя - адмирала Колчака. Вряд ли Колчак и Пешков встречались по службе и до революции - разница в возрасте исключала возможность приятельских отношений, а начальником Пешкова, сколько я знаю, Колчак никогда не был. Однако доверие к Пешкову возникло у Колчака сразу же при первом знакомстве. Оно возросло и утвердилось, когда обнаружились ценные качества моряка - высокая культура, обширные знания, деловая энергия, способность к самостоятельным решениям. Если добавить к этому совершенное знание иностранных языков, то нужно ли удивляться, что Колчак доверил Пешкову ответственное дело - представлять его правительство в США в качестве «морского агента». У меня нет сведений, как Никита Федорович справился с этой нелегкой миссией. Из его американских рассказов запомнилось мне, пожалуй, только описание технических «чудес» этой страны. Сейчас эти чудеса перестали быть диковиной, но в 20-е годы они волновали воображение. Может быть, потому и остались в памяти.
Однако, к тому времени, когда дело Колчака претерпело крушение (конец 1919 - начало 1920 года), Пешков был уже отозван из Америки. Причина - неожиданная и тяжкая болезнь. Она-то и сыграла с ним злую шутку, лишив сил, когда они были больше всего нужны, - для эвакуации из Красноярска на восток. Но этих сил не было, и Пешкова, бывшего в тяжелейшем состоянии, красные схватили и посадили в тюрьму. Мне рассказывали - и не только сам Пешков, - что в красноярской тюрьме состояние Никиты Федоровича не давало надежды на выздоровление. Умирающим считали его и власти. Потому и было принято решение освободить его. Так он чуть ли не на четвереньках... выполз на свободу!..
…Итак, вопреки всем предсказаниям моряк не умер, его вернула к жизни жена - вылечила его, выходила, настойчивой заботой возродила в нем силы и волю. И тогда пришло время решать - как быть дальше... На что мог рассчитывать в 1920 году в России человек с таким прошлым: дворянин, сын генерала, кадет Морского корпуса, офицер Императорского флота, белогвардеец-колчаковец! И Никита Федорович счел единственно для себя разумным выходом «уйти в тень». Оставаться на глазах у людей, которым знакома его биография, возвратиться в Петроград или обосноваться в Москве было в равной мере рискованно. А рисковать ему не хотелось.
Не знаю, как Пешков оказался в Средней Азии, но уже через год он был начальником научной экспедиции на озере Балхаш. На его счастье, в 1921 году совершился уже переход к НЭПу, когда многие запреты и ограничения были сняты, а всякая инициатива и многообещающие начинания - приветствовались и поощрялись…
…Высоко оценив итоги экспедиции, руководство республики вынесло благодарность организатору и всему составу экспедиции. Никите Федоровичу была выдана даже «похвальная грамота». С успешным завершением балхашской операции Пешков решил, что теперь можно и в Москву. Поступив на работу к дружелюбным и симпатичным канадцам, возглавлявшим агентство «РУСКАПА» - я уже упоминал о нем раньше - Никита Федорович был далек от мысли, что делает рискованный шаг. Однако никем поначалу не запрещаемое и не ограничиваемое общение с иностранцами вскоре стало источником подозрений, а затем и ... криминалом! Всех работавших у иностранцев ждала тюрьма - лишь очень немногим удалось избежать общей участи: обвинения в шпионаже, осуждения в концлагерь или на высылку в места достаточно отдаленные.
ГПУ в этом смысле не обошло вниманием и Пешкова - его арестовали. <…> В Соловки Пешков попал, должно быть, в 1925 году, пробыл там весь следующий год, а весной или в самом начале лета 1927-го года был возвращен в Москву, в Бутырки. Мы прожили с ним в Бутырках около года, после чего его освободили.
Расстались мы с Никитой Федоровичем 31 марта 1928 года в день моего освобождения и снова встретились только через 7 лет, летом 1935-го на даче под Москвой, где мы поселились тогда целой колонией: Раевские, Лазаревы, Перцовы, Волковы и мы с женой и двумя мальцами - трехлетним Андреем и Николаем, не достигшим еще 2-х лет. Потом, в 1936-37 годах мы встречались и в Москве, но, к сожалению, редко. А в 1938 году до меня дошло известие о его кончине» [1].
1. Голицын Кирилл. Записки князя Кирилла Николаевича Голицына. Подгот. текста, сост., предисл. и примеч. Б.П. Краевского; Рос. Дворян. Собрание. – М., 1997. С.243-253.