Василию Долгорукому посвящены две розы разными селекционерами: роза 'Князь Василий Долгорукий' ('Prince Bazile Dolgorouky') и 'Василий Долгорукий' ('Basile Dolgorouky'). Первая выведена Маресом (Marest) в 1853 г., а вторая – Маргэ (Margat) в 1868 г. Обе розы относятся к ремонтантным сортам. О второй лишь известно, что таковая роза существовала, и упоминание о ней есть только в одном французском каталоге. Ни описания, ни рисунка не сохранилось. Роза Мареса тоже, увы, не сохранилась, но есть краткая характеристика и рисунок, представленный в журнале Journal des Roses.
Разные источники указывают на разные годы создания розы. В одних указывается 1853 год, в других – 1860. Мы будем ссылаться на газету практического садоводства «Практика Бельгии или гид любителей и садоводов» («Pratique de la Belgique, ou Guide des Amateurs et Jardiniers»), изданную в 1856 году. В ней производится любопытное описание сорта:
«Открывая тринадцатый ежегодный выпуск нашего издания, мы не нашли ничего лучшего, как представить нашим читателям, как старым, так и новым, одну из наиболее красивых представительниц, извлеченную из букета роз, которые парижский садовод г-н Марес имеет честь показывать время от времени у Олимпа царицы цветов. Имя розы, упоминаемое сегодня, заставит забыть суровую длинную зиму и позволит людям быть немного снисходительнее друг к другу. Мы просим принять во внимание наши непрерывные усилия, направленные на исполнение высокой миссии нашего сборника по наиболее широкому распространению знаний о культуре интересных растений и их практическом применении.
Роза Василий Долгорукий приближается к идеальной форме царицы цветов и является более регулярной, чем некоторые другие розы. Цветы большие, полные, очень душистые. Лепестки широкие, вогнутые, хорошо наслоены. Куст мощный, не высокий, ветви почти не имеют колючек. Листья широкие, зазубренные, по 3-5 на веточке, овальные, с небольшим вырезом в основании листа, темно-зеленые сверху, бледно-зеленые снизу. Роза принадлежит группе гибридов и считается одной из красивейших роз, полученных г-ном Маресом, садоводом из Парижа. Мы выражаем признательность г-ну О. Лескуйе, который описал эту розу некоторое время назад во французском сельскохозяйственном издании».
После такого представления остается только сожалеть, что этот сорт не сохранился. Однако мы можем рассказать о человеке, которому эта роза посвящена.
Василий Андреевич Долгоруков - видный государственный и военный деятель Российской Империи. Он был военным министром, а затем начальником 3-го отделения Собственной Е. И. В. канцелярии и шефом Корпуса жандармов. Историки сейчас неоднозначно оценивают личность генерала князя В. А. Долгорукова, но, тем не менее, он играл в своё время видную роль, будучи приближённым императоров Николая I и Александра II.
Василий Андреевич родился 24 феврался 1804 г. в семье статского советника князя Андрея Николаевича Долгорукова (1772— 1834), женатого на Елизавете Николаевне Салтыковой. Получив домашнее образование, поступил в 1821 г. юнкером в л.-гв. Конный полк и был произведён 23 февраля 1823 г. в корнеты. Находясь в день восстания декабристов 14 декабря 1825 года во внутреннем карауле Зимнего дворца, он обратил на себя внимание Императора Николая I. Проходя на площадь, Государь спросил, может ли он на него надеяться. «Ваше Величество! Я — князь Долгоруков!» — отвечал молодой корнет. 5 сентября 1830 г. В этом лаконическом ответе князя высказалась полнейшая преданность и верность его царствующему роду, которыми он отличался в продолжение всей своей жизни. Постепенно повышаясь в чинах, Василий Андреевич в 1830 г. был назначен флигель-адъютантом и в том же году удостоен особого Монаршего благоволения «за отлично исполненное лично возложенное на него Его Величеством поручение». В это время он состоял при графе Орлове, который был послан в Новгородские военные поселения, где происходил тогда известный бунт поселян.
С боевою службою ему пришлось познакомиться во время Польской войны 1831 г., в течение которой «в награду ревностного усердия при исполнении всех возлагаемых поручений и примерное мужество в делах против польских мятежников» получил ордена св. Владимира 4 ст. с бантом, Анны 2 ст. и чин ротмистра.
Произведённый в 1835 г. в полковники, Долгоруков сопровождал с 1838 по 1840 г. Наследника Цесаревича Александра Николаевича в путешествии по Европе и России, а в 1841 г. сопровождал его высочество в Москву, где за болезнью гофмаршала двора цесаревича, гр. Олсуфьева, управлял его двором. В том же году он был назначен исполняющим делами начальника штаба инспектора резервной кавалерии, в ведении которого состояли тогда три резервных кавалерийских корпуса, расположенных в Воронежской и Курской губерниях, в южных военных поселениях, а также и сами эти поселения. Должность начальника штаба, в руках которого сосредоточивались все сведения о войсках и через которого шли все распоряжения высшей власти, представляла широкое поприще деятельности. Ряд новых наград, полученных князем, доказал, что он оправдал оказанное ему доверие государя. 22 сентября 1842 г. он был произведён в генерал-майоры с назначением в Свиту Его Императорского Величества и утверждением в должности, а через 3 года пожалован генерал-адъютантом.
В 1848 г. Василий Андреевич был назначен товарищем военного министра (при министре светлейшем князе А. И. Чернышёве). Назначение В. А. Долгорукова на пост товарища военного министра состоялось во время Венгерской войны, которая явилась для него своего рода административною школою. С 1849 г. Долгоруков - генерал-лейтенант, член Военного совета. Одновременно в 1849 г. он член Особой следственной комиссии по делу петрашевцев. В 1851 и 1852 гг. во время отъезда за границу светлейшего князя А. И. Чернышёва, управлял Военным министерством, а с апреля 1853 г. занял пост военного министра.
Тяжелое испытание выпало на долю кн. Долгорукова, когда он стоял во главе военного министерства. Возникшая вскоре Восточная война потребовала от Долгорукова необычайного напряжения и явилась для него тяжелым испытанием. Поглощенный заботами по приготовлению армии к колоссальной борьбе, он не мог, конечно, быть ответственным за несостоятельность системы военного управления, созданной в течение целого царствования и приведшей нашу армию к Севастопольскому погрому. Во всяком случае, Восточная война дала Долгорукову много случаев обнаружить свои многосторонние способности. За труды в 1855 г. Долгоруков награжден был орденом св. Апостола Андрея Первозванного. Если же армия наша оказалась более слабою в нужную минуту на решительном пункте, то едва ли и в этом можно винить военного министра, если припомнить, что в это время в армии был еще более сильный человек — фельдмаршал Паскевич, мнения которого считались непогрешимыми, все требования которого исполнялись с особою предупредительностью. Ревнивый к своей боевой славе, на закате жизни, главнокомандующий западною и южною армиями, он видел опасность только там, где сам командовал войсками, и сразу без меры ослабил крымскую армию; эту ошибку исправить потом было слишком трудно.
По окончании Крымской кампании, кн. Долгоруков был награжден орденом св. Владимира 1 ст. «в воздаяние примерной деятельности и отличной распорядительности по передвижению войск и снабжению всем боевым продовольствием и другими потребностями». Значительную долю бремени Севастопольской войны он вынес на своих плечах, энергия его, как министра, была надломлена, и, ввиду предстоявших новых ответственных трудов преобразовательного характера, к которым он не был достаточно подготовлен, — князю Василию Андреевичу оставалось просить государя об увольнении его от обязанностей военного министра. Государь принял эту просьбу, и 17 апреля 1856 г. кн. Долгоруков был уволен.
Уволив князя Долгорукова от должности военного министра, император Александр II не пожелал однако отказаться от дальнейшей государственной деятельности безукоризненно честного и неизменно преданного ему человека: 27 июня того же года состоялся Высочайший приказ о назначении князя Василия Андреевича шефом жандармов и главным начальником III отделения Собственной Его Величества канцелярии. На этой должности Василий Андреевич пробыл 10 лет.
Покушение Каракозова на жизнь государя 4 апреля 1866 г. стало сильнейшим ударом для шефа жандармов. В тот же день князь Долгоруков обратился к императору с просьбою уволить его от должности. Александр II со слезами на глазах обнял князя и стал просить его остаться, но тот был непреклонен и настаивал, чтобы в приказе не было даже сказано уволен «по прошению», а просто уволен «от должности», чтобы вся Россия знала, что он уволен за неуменье охранять своего государя. Этот честный и благородный поступок князя В. А. Долгорукова был по достоинству оценен и обществом, и государем.
5 января 1868 г., прибыв ко всенощной в Зимний дворец, Долгоруков вдруг почувствовал себя дурно и принужден был возвратиться домой. Обнаружились припадки удушья, однако князь в них не видел еще ничего тревожного и опасного. Но вскоре болезненные признаки усилились, и тогда врачебная помощь им самим была признана бессильною. Он перекрестился, наклонил голову — и его не стало. Князь Василий Андреевич Долгоруков похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.
Вот несколько выдержек из некролога, написанного Петром Андреевичем Вяземским, и опубликованном в мемуарах поэта:
«Князь принадлежал к малому числу набранных, которые умели снискать и заслужить любовь и уважение всех знавших его. А знали его все. Кто по личным и коротким сношениям с ним, кто по служебным и официальным, кто по общей молве, которая может временно ошибаться в частностях и скорых своих оценках людей и событий, но которой окончательный приговор всегда утверждается на суде беспристрастном и правом. Человека более благородного, более честного и благонамеренного найти было невозможно».
«Он был ко всем внимателен, предупредителен и вежлив. Учтивость его возрастала вместе с постепенным возвышением его положения. Вежливость его была не из тех, которая бьет свысока, обрызгивает холодом, и от которой, или, вернее, под которой бывает неловко и досадно. Его вежливость носила на себе печать обязанности, которую он возлагал на себя – именно потому, что он был выше многих: вместе с тем отзывалась она свежим излиянием доброжелательства, источник которого был в душе его. Какое-то внешнее, ненарушимое спокойствие, какая-то безоблачная, улыбчивая ясность на лице, в движениях, в речи были приметами и неизменными свойствами его».
«Князь был самый строгий исполнитель всех своих обязанностей, хотелось бы сказать – до мелочей, если бы каждая обязанность не имела своей доли важности в глазах честного и добросовестного человека и тем самым не была бы обязательна. В другом такая строгость, можно было бы сказать, доходила до педантизма: в нем, должно сказать, доходила она до рыцарства. Святое слово, святое значение «долг», в каком бы виде оно ни выражалось, было для него руководством, совестью и законом. Долг был для него выское и честное знамя, которому он во всю жизнь свою служил верой и правдой. С этим безусловным подчинением долгу имел он еще способность и любить его».
«Человек вполне служебный и светский, он доступен был всем свежим и молодым впечатлениям жизни. Он любил природу и способен был любоваться красотами ее. Я бывал с ним летом за городом и на южном берегу Крыма и всегда с сочувствием замечал, что многотрудная служба, недавние заботы и, вероятно, неразлучные с ними тяжкие испытания, оставили в нем еще много простора и свободы для тихих и созерцательных наслаждений. Он любил заниматься, много читал, постоянно и внимательно следил за движениями Русской литературы. Он вел обширную переписку на русском и французском языках, на которых равно правильно изъяснялся. По разнообразию служебных обязанностей его, по отшениям к разным лицам в разные времена, переписка его может служить богатым и верным материалом для истории. Со стороны нельзя было догадаться, что за тяжкая ноша лежит на плечах его. Как граф Канкрин, при всей своей обширной занятости, находил время читать романы и играть на скрипке, так князь Долгоруков находил время быть в обществе и не отрекался от светских удовольствий. Всей жизнью его правил точный и неизменный порядок. Время его было математически измерено. Все это облегчало ему занятия и давало средства и силу с ними справляться.
До конца жизни ничто не было ему ни чуждо, ни постыло. Ни в чем не знал он ни алчности, ни пресыщения. Жизнь – во всем, что есть в ней благоприветливого, ласкового и чистого – так была в нем воплощена, что при нем мысль о смерти, мысль о разрушении этой стройной и ясной полноты к нему и прикоснуться не смела и не могла. Никакие тусклые и зловещие признаки старости не отражались на нем. Казалось, что он должен пережить своих сверстников и многих младших…». (Вяземский П.А. Князь Василий Андреевич Долгоруков. 1868. - Полное собрание сочинений, т.7, СПб., 1882).
Василий Андреевич был женат с 1828 г. на графине Ольге Карловне де Сен-При (1807—1853), дочери пэра Франции графа Армана-Карла-Эммануила де Гриньяр Сен-При от брака с княжной Софьей Алексеевной Голицыной. Она принесла мужу в приданое обширное имение (4,5 тыс. душ крестьян) в Нижегородской и Костромской губернии. Ольга Карловна, по свидетельству князя П. В. Долгорукова, «была лицом некрасива до безобразия, но зато одарена была от природы не только замечательным умом, но еще и самыми редкими свойствами души. Невозможно было встретить натуру более чистую, сердце, одаренное большим благородством, верностью в дружбе. Сочетание ума, доброты, прямоты характера со взглядом оригинальным, часто необыкновенно оригинальным, на людей и на предметы, взглядом, который Ольга Карловна не скрывала не только в дружеских беседах, но и в салонах большого света, это сочетание свойств, приправленное отличным умением говорить истины, не оскорбляя, подчас осмеивать людей самым добродушным образом,— все это придавало очаровательный характер беседе умной и добрейшей Ольги Карловны. Но лишь несчастный прибегал к ее помощи, насмешка исчезала: оставались только доброта и великодушие. За друзей своих она готова была идти в огонь и в воду и, вопреки петербургским обычаям, никогда не обращала внимания ни на общественное положение, ни на придворное влияние своих друзей, и на нее... можно было полагаться всегда и во всем. При дворе ее не любили за ум, за остроту, за прямизну характера, но не могли не уважать именно за те самые качества, за которые не любили».
У четы Долгоруковых родилось четыре сына, трое умерли в раннем возрасте, а Александр (1839-1876) дослужился до звания флигель-адъютанта и был женат на Марии Сергеевне Долгоруковой, дочери князя Сергея Алексеевича Долгорукова (1809-1891) и графини Марии Александровны Апраксиной (1816-1892). Марии Долгоруковой посвящена другая роза, выведенная французским розоводом Гоно (Gonod) в 1878 году – 'Princesse Marie Dolgorouky'. Но Василий Андреевич не застал это событие: роза именем его невестки была названа через 10 лет после его смерти.
Говоря о розе 'Князь Василий Долгорукий' нельзя не вспомнить двух других Долгоруковых по имени Василий. Один из них, Долгоруков Василий Лукич (1670-1739), князь, российский дипломат - посол, посланник, полномочный министр в Польше, Дании, Франции, Швеции; член Верховного тайного совета (1727—1730; за участие в так называемом «заговоре верховников» сослан в Соловецкий монастырь (1730), а в дальнейшем обезглавлен (1739).
Другой, Василий Михайлович Долгоруков-Крымский (1722-1782), генерал-аншеф, известен как участник покорения Крыма в войне с Турцией в 1771 году. Ему установлен памятник в Симферополе, в его честь назван один из участков Крымской яйлы – Долгоруковский.
Оба Василия вполне могли бы претендовать на то, чтобы имя кого-либо из них оказалось запечатлено в названии розы. Этот факт мы не отрицаем полностью, тем более, что подробности происхождения розы 'Prince Bazile Dolgorouky' в точности неизвестны. Однако, учитывая, что есть еще две розы Мареса, посвященные нашим соотечественникам – 'Prince Léon Kotschoubey' (1852) и 'Comte Bobrinsky' (1849), и обе посвящены современникам французского розовода, то с большой долей вероятности мы можем утверждать, что сорт 'Prince Bazile Dolgorouky' посвящен именно князю Василию Андреевичу.