Наутро договорились с турагенством на поездку в город Галле (с бич-боями каши не сваришь!), но что-то не состыковалось, перенесли на следующий день. Пришлось проводить время на пляже.
Вечером произошло событие, которое заставило по-новому взглянуть на жизнь ланкийцев. Пошли, как обычно, в «свою» бухту. Думали съедить на остров с маяком, что располагается справа от нас, даже деньги взяли на оплату лодки, но ни одного перевозчика на берегу не нашли. Накупавшись до одурения, отправились пешком вдоль воды, ничего не планируя, и попали в самую гущу домов Берувалы. На улицах – одни мусульмане: женщины, хоть и без чадры, но в платках, мужчины в соответствующих шапочках. Возле воды – лодки, лодки. Рыбаки выгружают рыбу, вокруг них носятся, как угорелые, дети. Кстати, лодки здесь необычной конструкции.
Лодка на Шри-Ланке называется орува. Трудно представить, что на этой утлой лодчонке, выдолбленной из одного бревна, можно уйти на 15-20 миль в открытый океан, не рискуя погибнуть во время шторма. Тем не менее, это так. Противовес, укрепленный параллельно ее корпусу двумя дугообразными жердями, придает ей удивительную устойчивость.
Орува существует с незапамятных времен и до сих пор является главным судном цейлонского рыболовного флота. Ходят на ней под парусом и с веслами. Ее экипаж – два, иногда четыре человека. Если европеец попробует в нее забраться, то у него вряд ли это получится. Она до того узка, что только тощие бедра местного рыбака могут втиснуться в ее борта. Рыбак берет с собой наживку для рыбы, скудный обед, завернутый в древесный лист, бутылку пресной воды и уходит в открытый океан, как правило, на целый день. Ловит на крючковую снасть с глубины. Большинство семей Берувалы зависит от удачливости главы семейства на рыбалке, поскольку население живет бедно, и рыба – не только спасение от голода, но и главный источник дохода. Иногда единственный.
Пока мы рассматривали рыбаков, к нам прицепился очередной добровольный провожатый. Его «дядя» - владелец фабрики масок, и он приглашает нас зайти посмотреть. Что ж, хитрость понятна, но так как мы хотели перед отъездом найти статуэтку Вишну, поддались на уговоры. Завел нас этот «племянник» довольно далеко вглубь мусульманских дворов, но, придя на место, убедились, что никакой фабрики тут нет и в помине. В частном доме в одной из комнат на полу стояли покрытые толстым слоем пыли фигурки из дерева – видно, хозяева давно разочаровались в надежде их продать. Качество этих изделий было весьма слабое, топорное, так что мы даже смотреть не стали. Провожатый тут же куда-то испарился. Единственная польза от него была в том, что пока мы шли к «дяде», он рассказал, что все виллы вдоль воды (а некоторые из них были очень внушительные, что резко контрастировало с хибарами местных рыбаков) принадлежат в основном немцам. Есть один хозяин японец. Все эти частные дачи были вновь отстроены после цунами буквально за полгода, государственные же здания до сих пор стоят в руинах.
После неудавшегося визита на «фабрику» решили пройти еще немного по поселку. Мы своим пляжным видом, безусловно, резко выделялись на фоне закутанных женщин и занятых делом мужчин, чем и привлекали всеобщее внимание. Неудивительно, что за нами снова увязался человек, на этот раз мужчина был в возрасте.
Он начал знакомство с себя. Зовут его Мохаммед Хусейн Назир, мусульманин. Предок его приехал 400 лет назад на Цейлон из Марокко, как и многие другие мусульмане, с целью наладить торговлю пряностями и драгоценными камнями. Женился на местной девушке, да так и стался здесь жить. Когда Мохаммед сообщил, что он содержит ювелирную мастерскую и магазин, мы насторожились. Как ни странно, это оказалось правдой. В небольшом двухэтажном здании на первом этаже находился ювелирный магазин, а второй этаж сдан в аренду торговцу чаем и одеждой. Сам Мохаммед – потомственный ювелир, через неделю собирается лететь в Катар, чтобы отвезти добытые камни на шлифовку – там это делают дешево и качественно.
Придя в магазин, мы увидели русскую пару молодых людей, покупающих ювелирные изделия. По их словам, они уже третий год ездят именно сюда и всегда покупают именно здесь камни для последующей перепродажи. Прогулявшись по магазину, купив для приличия какие-то мелочи, мы напросились к Мохаммеду домой в гости, полагая, что он в этом здании и живет. Все-таки интересно, как устроен быт в ланкийской семье, да еще мусульманской. Хозяин согласился показать свои «апартаменты», но оказалось, что живет он в другом месте.
Дав распоряжения своим помощникам, он повел нас по улице. Через метров 300 мы очутились перед панельным четырехэтажным многоквартирным домом, облупленным до безобразия. В доме два подъезда. Стены исписаны и изрисованы детворой, в самом подъезде ужасная грязь – точь-в-точь наша «хрущевка» в спальном районе города Голопупова. Дом этот построен недавно (!) специально для пострадавших от цунами. На фасаде здания (мы сразу и не заметили) – списки погибших, едва уместившихся на трех черных досках. Мохаммед сообщил, что он получил эту квартиру как жертва стихийного бедствия, поскольку его дом унесло в океан и раздробило в мелкие щепы.
Мохаммед живет в однокомнатной квартире на первом этаже. Дом этот – кондоминимум, все квартиры в нем однокомнатные, без кухни и санузла. Удобства – в конце коридора. Комната разделена занавеской на две неравные части. Меньшая сторона отведена под кухню, в большей все пространство занимает кровать, на которой спят жена Фатима и четверо детей, самой старшей дочери 12 лет. Сам хозяин спит на полу, рядом с кроватью. Мебели нет, только три стула. Стола тоже нет. На занавеске висят сутры из Корана.
Мохаммед усадил нас на стулья на «кухне», сам сел на последний третий стул, и признался, что мы – первые его гости за время после трагических событий. До этого никто у него в гостях еще не был. «Сейчас Фатима сделает для вас наш любимый чай с имбирем и кардамоном. Он очень полезен для пищеварения и кровеносной системы» - сказал хозяин. В ожидании чая мы стали расспрашивать его о бизнесе, семье, увлечениях. Жизнь, поведал Мохаммед, разделилась на две части: до цунами и после. До наводнения он имел бизнес на 3 миллиона рупий, но все деньги были в обороте, в драгоценных и полудрагоценных камнях. Так как он не имел сейфа, а изделия и камни хранил в витрине, то всё унесло волной. Был бы сейф, говорит, товар сохранился бы, поскольку многие ювелиры свои сейфы потом нашли. До цунами у него был собственный дом на 4 комнаты. «Теперь нет», - грустно улыбнулся ювелир.
Фатима подала чай. Похоже, что у них больше в доме ничего и не было, поскольку никаких продуктов на глаз не попадалось. Дальше Мохаммед поведал, что правительство Шри-Ланки «нот гуд», обещало золотые горы всем пострадавшим от цунами. Министры заседали и принимали громкие решения, но до сих пор из обещанного ничего не выполнено. Кстати, по ланкийскому телевидению мы как-то услышали, что из пяти миллиардов евро, выделенных Европой, до Шри-Ланки дошла только пятая часть. Возможно, что это «утка» прикормленных журналистов, чтобы оправдать бездействия политиков, но живой факт этого попустительства сидит перед нами, и мы не можем ему не верить.
Государство, продолжает Мухаммед, плохое. Вчера килограмм сахара стоил 50 рупий, а сегодня уже 75. Так же с фруктами и другими продуктами. Особенно сильно поднялись цены на рис, а ведь всё население питается в основном рисом.
Прибежали с улицы дети, стесняются нас, прячутся. Мы дали детям денег на конфеты, поблагодарили хозяина за гостеприимство и заторопились домой. Мохаммед вызвался проводить нас немного, и прошел с нами полпути до отеля.
Вот, собственно, и всё приключение. Идя домой, мы размышляли вслух о социализме на острове, о людях этой страны, и как-то стыдно стало за то, что мы материально живем лучше. Такую огромную дистанцию между уровнем жизни европейца и ланкийца никогда не сократить никакими государственными решениями. Правда, остается надежда, что духовная наполнение человека на Востоке богаче, чем в «цивилизованных» странах. Хотя, если посмотреть на стремительное проникновение западного образа жизни на остров, ничего гарантировать в ближайшем будущем нельзя. Явление «бич-боев» тому пример. Где появляются деньги, уходит сердце.