Тетради Авроры. Тетрадь третья.


ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ




Д р о б я   и   в о с с о е д и н я я


Ничего кроме любви

*         В то утро нас завалило спелым снегом. Сначала это раздражало, - даже не выйти из дому. Все загодя намеченное рухнуло, оказалось лишним в глыбе дня…
        К вечеру скульптура была готова. Мы назвали ее «Снежность».



*        Алхимия любви достойна восхищения, а школяр из меня нерадивый. Сколько раз сойка прилетала на балкон…
       С тех пор мы не можем сблизиться больше, чем на голос, больше, чем на шарик – тот, из темного дерева, что был когда-то в бусах любимой.

*         Не влюблен – молчи. Не точи ножи дерзкие. Утопчи себя в детское.



*        Мы засиделись на веранде жизни. Уже свежо. Нам вынесли два пледа. Тогда еще по кофе?

*         Куда ни войду, везде жена. По подушкам рассыпались объятия и локоны моей любимой – Матери мира. Это золотое шитье космоса украшает все любовные постели планеты. Так много меня.



*         Как славно после взвинченности возвышенным ощутить радость опускания рук! Переход из пустоты Другого в пустоту Себя. Так я становлюсь повелителем прошлого. И это единственное, что мне подвластно, единственное, что можно изменить.
        Вера в светлое будущее бессмысленна, ибо она приносит страдание. Любая надежда есть искушение, в этом ее слабость, ведь подразумевает неудачу. Итак, из всех дочерей Софии только Любовь безупречна, только она – пустота. Все ветра – к ней, все реки – в нее. Мы, люди, тоже возвращаемся в нее, чтобы снова выйти и, потеряв, искать и опять возвращаться.
        Вот потому-то так хорошо опустить руки – словно птицу из клетки отпустить. Отпускаю себя из несвободы веры и надежды, из несвободы устремленности к возвышенному.



*         После пятницы ветрено, холодно. Грустно Воланду, - голодно.

*         На следующий день открылось, что боль спасла от ненависти. Не искушай любовь глупостями.



*         Ты, любящая всех, идешь по времени. Внутри – огонь, снаружи – киот покорный. Даже воздух светящийся с немоты перешел на громкий шепот, но у толпы своя правда - непраздничная.
        Лишь стайка перелетных крестов заметила гладь голубую и спустилась отдохнуть в твоих глазах. Это вестники. Тот, оплаканный, уже в пути, жди.



*         Блокнот и ручка любились-любились, да и решили пожениться. Пошли в ЗАГС расписываться. Ручка расписалась, а блокноту нечем. «Распишись за меня, - просит блокнот, - я тебе тоже помогу в чем-нибудь».
        «Конечно, любимый», - сказала ручка, и только в свидетельство ткнулась, как паста и закончилась. На том вся любовь и вышла.

*         В интонации майского утра – дзен до пятого неба и взгляд твой скрипичным ключом в партитуре намеков. Чисты наши плотные кольца на дереве дружбы. Осталось листву молодую раскрасить.



*         Симферополь. Семь утра. «Макдональдс». Студенты за столиками торопливо доделывают домашние задания. Девчонки за стойкой обсуждают мальчиков и хохочут, вспоминая вчерашнее приключения. Бабушка наслаждается мороженым и поглядывает на часы. «Новолуние», - говорит олеандр с подоконника.
        Конспектирую утро на салфетке и улыбаюсь: все можно отложить на потом, кроме одного – быть Любовью.


В актовом зале

*         Постепенно, исподволь, вырисовывается тайнопись космическая. К концу жизни тяжелая кулиса первознания слегка дрогнет, отодвинется краешек, и брызнет лавина света голубого в глаза. Отравленный этим откровением, ничего уже не хочу по эту сторону занавеса, все – мелко, примитивно. Оглядываясь в зал, вижу пустые кресла и мусор в междурядье. Где-то здесь и мой мусор. Очнулся – в руке совок и веник.

*         Уборщик актового зала чистит слезами пространство. Он смывает собственный грим, и сценарий становится вестью. Я, зритель музыки, и есть тот уборщик. Зарплата огромна – весь мир.


Отчаянно

*         Где живет боль? Боль живет в счастье. Впрочем, и счастье – мать боли. Не оттого ли страданьем чистится сердце?



*         Рукопожатие жизни: легкий морозец, чашка горячего чая, предчувствие неминуемого праздника и запах любви, - семядоли будущего плода вынашиваю. Варенья хватит на всех. А пока уступите место в метро, пожалуйста, - тяжело стоять. Сколько еще жизней быть беременным?



*         И воду набирать, и слушать птиц, и вспоминать – царское ли?
Сомневаться, латать вчерашнее, склоняясь – холопское ли? На бычьем пузыре через море взглядов – к Юпитеру: мое ли?
        Ответь же, вода будущего.



*         Верите ли вы в спасение человечества? Я не верю. Именно поэтому отчаянно хочу его спасти.
        Верите ли вы в спасение отдельного человека? Я верю. Именно поэтому отчаянно не хочу себя спасать.
        Бродский где-то рядом.


Тебе, ставшему монахом

        Весна в мужском монастыре, и одиночество вскормлено березовым соком. Мнящееся стало осязаемым. Оно, подобно поднимающемуся пару, пишет воспоминания мальчиков на коре и бумаге реки.
        Но все будет так, как хочется звезде. Именно поэтому паутинки в лесу дрожат.
        Очнись.


Будь неподвижен

*         Оттопырилось чувство брезгливости от души священника, вот и трясет его от другой веры. Полет с одним крылом невозможен, но воздух долгожительства не ввязывается, ждет второе крыло, тогда и будет равновесие.

*         Пробки. Машины в пробках. Люди в пробках, ожидания, надежды. Вся Москва – сплошная пробка в кровеносной системе земли русской. Тромб, и люди в нем – тромбоны. Даже смог над городом – пробка между солнечной погодой в округе.
        Пробок нет только ночью. Москва – ночь в сутках души России, черна от славы. Зато как красиво светят огни фонарей во мраке!



*         «Будь неподвижен» - замечательная формула роста. Именно внутренняя статуарность заставляет внешний мир двигаться, причем в нужном тебе направлении.


О поэзии

*         Ты подсел на иглу поэзии. Какую цену ты готов заплатить за все увеличивающиеся дозы? Где граница, за которой теряется личное и начинается общечеловеческое? Цветаева заплатила Ириной и мужем, даже свободой. Ахматова заплатила сыном, мужем, здоровьем и неустроенностью в жизни. Пушкин – собственной жизнью.
        И несть им числа – раздерганным, спившимся, непонятым и непризнанным при жизни, озлобленным и отчаявшимся. Это – цена за строку, цена за слово. Это – плата за память потомков. Ты готов?



*         Настоящая поэзия – гермафродит, Голем. Чем меньше половых признаков у стихов, тем они совершеннее, независимее. «Женственность» и «мужественность» - детский сад поэзии.

*         Поэт – тот, кто ритмически видит, ритмически чувствует, резонируя с горними ритмами. Поэт знает поэтику Вселенной, не объясняя ее, не переводя в речь, не доказывая это стихами. Мастер дзэн – поэт, Иисус – поэт, Пифагор – поэт.


Прииск

*         Напускное кочевряжится. В лапках – ток, в глазах – чертики. Ернику весело, да не свое. Тоска смертная. Кабы не зрители – в прорубь. А так еще пожить можно, хоть и не жизнь это.

*         Небо-старатель намывает песок взглядов: вдруг да отыщется крупинка любви.


Эпизоды семейные

*         По телевизору в кино фраза: «Сначала докажи свою мерность». Переспрашиваю у жены: «Что докажи?» - «Верность». Не интересно. И вот птица фантазии уже полетела.

*         Подумаешь, беда какая! Мусор я, видите ли, не выбросил. А то, что человек о жизни задумался, полезность свою высчитывает, это уже глупости, по-твоему? Может, именно сегодня мне впервые что-то хорошее сделать захотелось? Может, мне суждено в историю войти поступком героическим?
        Да не лезь ты со своим мусором, это не подвиг. Подвиг – это когда не делаешь, чего не хочется. Когда не хочется, а надо – это каждый может, это все делают. А вот не делать чего-то – ого сколько силы воли нужно!

*         Обежал за пять секунд земной шар и даже не запыхался, не вспотел. Везде я, потому нигде себя и не узнал. А в голове одна и та же песня – о звезде. Так и пошел на работу, поющий и не узнанный.



*         На долю секунды помедлил с решением, и судьба, выскочив из кармана, убежала к другому. На одну меньше, на одну больше, кто считает? Это ведь не последние штаны. Хотя…



*         Полнолуние вырядило деревья. Горят огоньки святого Эльма на верхушках, а деревья растут из оловянного моря. Я, оловянный солдатик, неразличим в блеске этом.


***

*         С неба на Землю слетала восторженная молоденькая Душа. Навстречу, вверх, поднималась другая, вся в царапинах и синяках. Молодая замедлила полет и проводила ее взглядом. «Ну и пусть!», - подумала она и еще быстрее полетела вниз.

*         Сколько холода! Если б не фонарик, что увидишь в полярной ночи?
        Снег уплотнен, лыжня затоптана, но есть фонарик танцующего близко. Лица его не видно, одежда, наверное, обычна – хитон медвежий. Все только угадываемо, лишь пляшущий свет выхватывает торосы, сов, куниц да темные фигуры, скрюченные от холода.
        Сколько холода! Но кто сказал, что фонарики должны греть?


Вопросы

*         И в тени есть свой свет – второй. Второй свет не всем виден, но отчаянно нужен каждому. Немногие способны различать нюансы. Не оттого ли гении – редкость?


*         Что бывает после жизни? Что бывает после смерти? Ответ одинаков. Значит, жизнь и смерть – одно и то же?


*         Сколько пальцев на руке? Не узнал бы никогда, если б не Бог. Да и что такое рука – тоже. Как же не впустить такого гостя в себя?


*         Допустим, я что-то написал. Допустим, это издали. Допустим, кто-то прочитал. Допустим, что кто-то даже задумался. Но допустить, чтобы что-то изменилось?!


*         Мир полон восклицательных знаков, а жив вопросительными.


К читателю

*         Каурая лошадка взгляда вышла поцокать по черному квадрату Малевича. Ищут копыта почву твердую, но вязнут, вязнут в невесомости. Подковы-то теперь зачем? Давай, брат, переучивайся. Перековывайся.

*         Труднее всего придумать рифму к тому, чего нет. Но если убрать паруса и вслушаться в дельфиний язык звезд, то нужные слова сами спустятся на ниточках бессмыслицы, соткутся в полотно мира, и окажется, что ты сам – универсальная рифма к обеим сторонам луны.
        Только сделать это еще труднее, чем придумать рифму к тому, чего нет.

*         К тебе, читающему мое, взываю: будь! По следам ли, мимо ли – только будь. Яви свое и взвейся. За ресницами души – наше небо. Там мы любовники.
        Не корми словами поцелуй, чтобы не старел, ведь проникновенное живо безумным. Будь, и я буду. Всегда.


Натюрморт

        Два апельсина на столе. Поодаль – нож, очки и книги. Натюрморт как следствие. Образ – в рамках наблюдателя: можно сузить, можно расширить. Весь фокус не в угле панорамного зрения, а в состоянии пространства.
        Пространство сегодня свистяще пусто. Поэтому натюрморт – печален и молчалив. Так что говорить не о чем. Разверстая книга одиночества…


Триоли 1

*         Человек воспел песчинку, - она стала холмом. Человек превознес холм, - он стал горой. Человек восславил гору, - гора стала песчинкой.
        Улыбнись, человек, ты затмил солнце.


*         Умеющий жить под рекой видит, как дробится солнце в сердце земли.
        Умеющий течь, а не плыть по реке, слышит, о чем беседуют берега.
        Умеющий указывать путь реке, станет мной. Придумай же мне новое имя.


*         Посохом выведен иероглиф странником на земле. Рядом – камень и сухая ветка. А лотос – в голове увидевшего это.


*         Учтивость миражей – в их исчезновении. Учтивость разума – в распознании миражей. Появление миражей – утешение для души. Так и живем втроем


Триоли 2

*         Двое играли в любовь до первой крови. Потом устроили мировую и подружились. А третий сражался за любовь, пока не погиб.


*         Знаешь меня, амфора? – Знаю.
        Знаешь меня, трава? – Знаю.
        Знаешь меня, человек? – В первый раз вижу.


*         Три медленных глотка для утоленья жажды: альбиция, как тысяча павлинов, глициния – этюды Леонардо и кедр, держащий солнце.
        Треугольный воздушный змей несет меня к истоку.


*         Свиньи не знали, что они свиньи, но вели себя соответственно. Утки не знали, что они утки, но летали, как утки. Люди знали, что они люди, но вели себя, как свиньи, а летать и вовсе не помышляли.


*         Три стекла, - лобовое, заднее и боковое попали в аварию. «Дзинь», - разбилось лобовое, «тресь», - вывалилось заднее. «А нечего было так прогибаться», - подумало боковое, оставшись целехоньким.


*         Пустая копилка – путь к обману, половина копилки – путь к жадности, полная копилка – путь к нищете.


*         Кто взглядом поднимает камень, тот силен. Кто словом останавливает время, тот велик. Кто мыслью сотворяет миры, тот свободен. Что ты выбираешь?


Любимые бездны

*         Книга. Внутри – бурлит, плещет, манит. За переплетом – бездны куда большие, а не читать нельзя, - придет Атропос, «чик» ножницами, и ты уже на той стороне детства, где ни курсивов, ни кавычек, где вся Вселенная – бесконечная сноска, тебя в ней не различить. Грустно.


*         Посмотрел в окно и замер от неожиданности: россыпь на листьях – соус ткемали и горчица. Книга о вкусной и здоровой осени.


*         Роды у сливы. Никаких акушеров. Шмякает спелых младенцев на землю, в жизнь провожая.


*         Сидя с книгой на кухне в Питере, гуляю по осенней Ялте. Даже чай остыл.


Жилищаа

*         На кончиках моих пальцев придумалась мазурка дружбы с небом, разыгралась, расплескалась по всему телу и золотым шариком нырнула вовнутрь. А сердцу только того и надо: галантный кавалер, - закружил до умопомрачения.
        В совершенно солнечном настроении иду выносить мусор, и ведро приплясывает на кончиках моих пальцев.

*         Супница из китайского фарфора режет глаза, чужая в лачуге нищего. Бесхозность свою не оплакивает, ждет часа урочного.
        Надеюсь, это не моя лачуга.


Игры

*         Ухватился за хвост жар-птицы и полетел. Глядь, а это не жар-птица, а жена моя, и держу я ее за волосы. Впрочем, какая разница, жар тот же, да и летать можно.


*         Возвращался домой, еле плелся, - с остановками, одышкой, с разглядыванием облаков и неба. Думал: «Старость!»
        Дома лег, поспал. Глядь: солнце светит, птицы поют, алыча цветет. Думаю: «Старость. Хорошо-то как!»


*         Взгляд светящийся, мечтательный, ровный.
        Взгляд затравленный, ищущий, беспокойный.
        Фамилия одна, а разница в 27 лет. Кто после этого скажет, что паспорта дураки придумали?


*         И не то, чтобы скверно, и не то, чтобы горько, но тает, тает огарок жизни моей земной. Гадает звезда, какая зверушка останется в застывшем воске после затухания. Погоди, немного уже осталось.


*         Играю со временем в прятки. Побеждает всегда небо.


О религии

*         Ветер в лицо – награда всаднику спешащему. Вдоль дороги – хоромы. Что хоронят? Самые красивые наличники – у обезличенных. Самые черные глаза – у черненьких. Машут флажками, словно президенту какому, а студено в сердце, ибо студенты все, насильно выряжены. Шум, крики, транспаранты, лозунги: «Повысить зарплату учителям!», «Министра финансов – в отставку!», «Голопупенко – наш депутат!».
        Летит всадник, не чуя стреляющих взглядов, - некогда. Вестник он.



*         Каинова печать – это резолюция Бога о несоответствии занимаемого тела. Носится с внутренней стороны лба, чтобы окружающие не видели.



*         Лабух непросыхающий – более архимандрит, чем весь распальцованный клир гламурный.


Усталость?

*         Двадцать первый век не имеет будущего уже хотя бы потому, что присущие юности во всех временах пылкость и горячность он превратил в расчет и холод, едущие в телеге желания славы.



*         Ужас – любимое блюдо человека: доступен, бесплатен, многолик. Если не страшно – не интересно. Особенно детям. Фредди Крюгер – популярен, а Заратустра – нет.



*         Каждый убиенный – самоубийца, он сам выбрал и создал ситуацию насилия над собой. Даже дети. Даже на войне.



*         К старости масштаб недовольства жизнью и желания перемен сужается до размеров квартиры, кухни или даже кровати.
        Выбрасываю белый флаг усталости.


Еще раз о религии

        Давай поиграем в паровозики. Правило одно: тишайшее бездорожье и лекарственное слово. Проигравших не будет. Приз – дорога, нажитое раздарим провожающим. Обними меня за плечи, и в путь. Чух-чух, чух-чух, чух-чух…
        Вот и вся молитва. Аминь.


После ночи

*         Я сделал копию себя на мягком диске, отныне можно не бояться смерти файлов. Но что я вижу? Настоящий ходит, дышит, он продолжается, а я, хоть сохраненный, но неживой теперь… Дурацкий сон, но правда.

*         Утром хорошая новость: жив!



*         Во сне было: «По высочайшему указу императрицы Александры Федоровны было велено крестить вновь родившихся русских в грудном возрасте, а не когда им самим вздумается». Примерно так. У меня - сноп вопросов. Но сам факт! Сон как историческая газета? А у вас так бывает?



*         По окончании детства люди засыпают. Просыпаются в старости, перед смертью. «Так мы устроены, - говорят люди. – Все так живут, жили и будут жить. Не мы это придумали, не нам это ставить под сомнение».
        Проснувшиеся взывают к разуму и совести спящих. Спящие не думают, что они спят, поэтому проснувшихся не слушают. Не удивительно, что мир висит вверх тормашками.


Улыбаясь

*         Уйду охотником на фронт. В диораму «Оборона Севастополя» или в телерепортаж о террористах. Пули у меня настоящие, автомат современный, а ярость безразмерная. Потому что во мне – Илья Муромец, Зорге и Мазай одновременно, все в одной лодке, все в одном человеке.
        Выйду в поле, поймаю «языка», наставлю автомат в грудь или еще куда: «А ну, - скажу, - признавайся, что такое счастье?» А он начнет мне плакать о маме, детях, маленькой зарплате, о злой теще и нитратах в овощах. Ну, как его не пожалеть?
        Вот так всегда: хочешь пойти на войну, а там – интеллигенты. Некоторые даже без бороды. И как людям не стыдно?



*         Так много старался вложить, столько возился с огранкой, что душа не выдержала и ушла из стихотворения. Похороны были назначены на утро.

*         Посадила Маша лук. Вырос он большой-пребольшой, до самого неба. Взяла Маша лестницу, поставила к стволам и полезла наверх. Зачем – сама не знает.
        А внизу – горе луковое сидит и вздыхает: «Что-то неладно на нашем огороде. Ведь если люди вверх лезут, значит, счастье где-то там! Но ведь и горе мое тоже до неба выросло! Может, меня не надо было слезами и потом поливать?»



*         Открыл кран на кухне, а из него вместо воды записка: «Работники водоканала поздравляют Вас с 8марта!» Что я, женщина, что ли? Обидно!



*         У пепла радость: оказался полезен голове.



*         Каково, а? Одновременно мерцать во вчерашнем, исцелять изваянностью сутолоку и продавать жареные семечки? Только наши бабушки могут медузообразно дрейфовать в океане забвения, зарабатывая при этом на хлеб насущный. Если я не стану василиском, обязательно научусь быть бабушкой!
        Я покупаю вожделенный стакан семечек и ныряю в иную реальность: забылись Ницше и Розанов, истаяли египетские пирамиды, Одиссей застрял на Лесбосе, - есть только вкус семечек. Мир вывернулся изнанкой благочестия, все люди – братья, будущее светло и празднично…
        Обязательно научусь быть бабушкой. Но какая же это зараза, семечки!



*         Чемпион свиста, осенний ветер, новые придумал приключения. Даром что не человек, а гудит так, что листья побежали наперегонки. Во силища-то! Что мне, пакетику полиэтиленовому, когда деревья сгибаются. Ишь, как заворачивает, не чета бризам хиленьким.
        Тут, пожалуй, можно и остановиться, но не могу. Ой, уносит! Помогите!..



*         Одному только удивляюсь: и как это можно хлюпать носом, сокрушаясь о прошлом, если настоящее – рай. Справа, слева – везде счастье. На рынке, на улице, дома и на работе, - везде.
        Нет же, блин, встанешь в очередь за хлебом, обязательно услышишь: «Давеча – не то, что нонеча». Тьфу!
        Заездили лошадку прошлого, уморили. Где уж там ей скакать, тащится еле-еле по кругу, дороги-то не помнит. Склероз.
        Вот и у меня склероз. Потому и счастье везде.



*         Главный бухгалтер живодерни щелкает на калькуляторе. «Нехорошо, - думает бухгалтер, - стадо человеческое растет, а долги отдавать никто не хочет. И что себе генеральный думает?».



*         Щелкнуло что-то внутри. Чувствую себя огромным. Я – Любовь. Я – Свет. Я – Добро. Я – Путь.
        Очнулся, а это просто дверь на улицу открылась, - сквозняк.



*         Барабанные ля-миноры достали. В ушах, в зубах, под селезенкой, - цифровой полиэтилен везде.
        Это Клон Д Айк, это пробирочный Эльдорадо для опоздавших к общему пирогу.
        А во всем виноват Себастьяныч. Это он открыл ящик Пандоры.
       Хочу написать сценарий «Бах исправляется». Кто поставит его в форме реалити-шоу?



*         Холодильнику «Днепр» умирать не хочется. Пыжится изо всех сил угодить хозяевам, тарахтит. А хозяевам как раз то, что тарахтит, и не нравится.



*         Испекла баба каравай. Вытащила его из печи: румяный, красивый – не нарадуется. «Хорошенький мой, - говорит, - миленький мой, ненаглядный мой». А каравай ей и говорит человеческим голосом: «Выходи за меня замуж!» Та – бабах в обморок. А каравай обернулся добрым молодцем и пошел на дискотеку.
        Боже мой, женщины, где же ваша интуиция?



*         Первое апреля, день смеха. Вербное воскресенье. Работать нельзя. Именно сегодня в прекрасном настроении с утра занялся стиркой, мытьем посуды и получил от этого несказанное удовольствие.
        Такой юмор у Бога. Аплодирую. Действительно, остроумно.